Умру ли я и над могилою
Гори сияй моя звезда. ©
Он стоял и нервно курил. Окно и что-то солнечное, немного облачно-дымчатое. Странно. Нервы выпускать через дым. Все равно не поможет. Он пил, что-то горькое крепкое и дорогое, чтоб забыть себя, забыть вину. Даже у него она была, перед самим собой. И мысли о том, что бы было, если бы не спас. Правда эта вина была слишком придуманной, но он переживал и искупил ее всем, чем только мог. Курил. Медленно вдыхая и выдыхая, чтоб разум перестал уводить в дебри подсознания. Чтоб было легче. Будет, когда станет лучше ему. А после снова, картинками, начало весны, кровь и жизнь, что лучше смерти. Несомненно.

Не свое, чужое воспоминание, которое преследовало. Преследовала из-за легкой боли, так иногда было. Слишком резко, слишком эмоционально. Это воспоминание, составленное из внешнего, того что видел. Воспоминание, составленное из пониманий, которые пришли с годами. Но вина… вина только для Даи была наиграна, не своя - чужая. Для него в этом всем было спасение. Глубокий вдох и выдох.
Некоторое время, наверное, минут пять, Ленай стоял неподалеку, от того, кого желал видеть, желал чувствовать. В тени дерева, все же Даи не любил прикасаться к солнцу. Но, чтоб исполнить желание придется сделать шаг и не один, но первый самый сложный. Первый – перешагнуть границу на которой жил, между тьмой и светом. Второй – зажмуриться и остановиться. Солнце, настолько любимое и нелюбимое. Но никаких лишних прикосновений. Третий - как всегда – ровное дыхание, чтоб скрыть волнение. Сложно, но лишь предвкушение. Четвертый – знание о том, что не замеченным не удалось остаться. Но хотел ли он этого? Вряд ли. Пятый – как и в прошлом, запрет на способности. Ах, а кажется, где-то здесь была маленькая смерть – очередная, но не последняя. Шестое – интерес, остались ли этого следы. Повернуться в ту сторону, где-то слева. И почему каждый день напоминает об этом? Смешно, от Королевы, вчера бывшей Алисой, до озера, этого удивительного и бредового озера. Седьмой – вздох, как сложно скрыть волнение при приближении, кто бы знал. Хотя он знает, все знает. Глупо, что-то пытаться скрыть. Восьмой – как же невыносимо долго, а может просто страх? Очередной, как тогда… Воспоминание. Он остановился на полпути, может на трети. Совсем немного не дойдя. И почему уводило именно туда? А может быть еще одно, почти забытое чувство. Стоило проверить. Но не сейчас, будет слишком больно. Ленай не сомневался, что сможет вспомнить. Девятый – без сомнений, но с очертаниями: толпа и каждое прикосновение вызывающее страх. Кто, кроме лорда это знал? Никто, почти никто. Не нужно, лишнее. Десятый – еще немножко. Заметить и осознать, слишком близко, слишком реально. Закусить губу до легкой боли и расслабиться. Никакой боли - ничего лишнего и затуманивающего. Никаких эмоций, никакого использования способностей, никаких взрывов. Ничего – просто тишина и ветер. Спокойствие. Одиннадцатый – коснуться плеча и вспомнить: рубашка – короткий рукав, перчатки – забыл. Тихий вздох и единственная мысль , вместе со взглядом на измученные руки и синяки – "Я сейчас точно похож на маньяка". Вызвало улыбку, даже усмешку – самоирония, мучить себя иногда доставляло удовольствие.
- Двенадцать,- уже вслух, и неожиданно тихо,- "а быть может, ошибся в расчетах",- как обычно уходя от самой важной темы: собственных желаний. Двенадцатый шаг пришлось сделать в сознании, чтоб опять не уйти на новый круг, чтоб не предать себя и не только себя.
- Знаешь, я соскучился,- наконец-то честно и не мысленно. Просто исполнить желание, то, что скрыто под сердцем, даже если сердца нет.

Среди мертвых и живых
Ждать тебя не перестану.©
Озеро. С ним много чего было связано. Оно действительно было символом, но вряд ли очень тяжелым, хотя и было неоднократно связано с болью. Но он ее не чувствовал, не хотел и отчасти это было продиктовано физиологией. Столько событий, с самого первого раза. Кажется, первое было счастливым, да просто прогулка с любимым лордом, правда не помнит он подробностей. Такова память его. Еще несколько, в поисках вдохновения, складывались в мелодию – нечто похожее на музыку времен французской революции. А потом была боль, вернее уже страх: поиск тишины и спокойствия. Главное – чтоб было немноголюдно. Поиск отречения прикосновений, разум помнил – они приносят сильную боль, разум пытался этого избежать. Да, ту ночь Ленай скорее помнит, чем наоборот. Она напомнила детство и совсем другое озеро, там, где смерть была так близка. Остального он не помнил и не пытался запоминать, но последнее воспоминание было слишком свежо, чтоб он успел от него отречься. Тогда он снова запутался, тогда было больно скорее физически, чем морально. Последнее приходит позже, у Даи слишком замедленная реакция. Тогда он вспомнил еще об одой проблеме: способности, которая не слушалась иногда. А понимание того, что снова брошен, пожалуй, было позже, да только начало действительно было тут.
Прикосновение, такое мягкое и, наверное, родное, вызвало улыбку. "Сколько же я к этому привыкал, когда-то давно…",- мимолетная мысль, которую не удержал. Действительно, сегодня как обычно, изучая потолок, от скуки, ведь сейчас столько запретов, он вспомнил о той весне, о самом начале. Всему виной больницы – напомнили.
Его голос, его прикосновение, его тепло. Так странно, казалось, что времени прошло столько много. Целая пропасть. Но, как Ленай и говорил мальчику: время – всего лишь время. Когда мужчина шел сюда, он точно знал, что хотел рассказать, но теперь мысли, воспоминания, а главное чувства путали. Но это не сильно мешало. Правда, не сильно помог сосредоточиться и цифры. Даи часто что-либо считал: будь то собственные желания, или полочки с воспоминаниями, а еще когда-то были ступеньки в специальном корпусе, тогда нужно было спокойствие, чтоб помочь ангельскому созданию любимого родителя. Шаги и их он любил считать, особо, когда волновался. Ведь каждый шаг, что-то да значил. Ленай знал, сколько шагов нужно, чтоб от входа в корпус добраться до кабинета, волшебного кабинета на третьем этаже. Кабинет того, кто первый ответил на вопрос: почему ты мне нужен, а не зачем.
Еще несколько слов и Даи снова вспомнил, что сердце все же у него есть. Забавно. Все естественное для других, в себе он считал забавным. Самоирония. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь ее проклянет? Хотя она часть его, ничего не изменить. Ленай все не знал, как начать, но подсознание подсказало. Наклонился, коснулся губами его шеи. Символично: поцелуи в шею, означают страсть. Снова улыбнулся, отстранившись, и выпрямился. Стало легче. Опора была найдена. Просто вспомнил.
- Наверное, она меня преследует… а вернее так обнимает,- неуверенно, вышло все рано неуверенно. Даи снова смотрел на него, уже понимая, что он его не видит совсем, но чувствует,- Я снова был с ней и она меня снова отпустила. Я снова касался ее, чтоб отпустила в этот раз она меня на подольше. Ведь эта была граница, между ней и жизнью. Ведь жизнь лучше, чем она… намного,- тихо вздохнул, но почти сразу улыбнулся,- Мне снова все позапрещали, я думал, я умру от скуки,- "а сначала от боли",- мысль, которая совсем не подходила к тону слов,- пространства по мне соскучились… и еще музыка. Но вчера я много чего натворил. Но не страшно. Все хорошо,- и действительно все было хорошо, может быть не совсем спокойно, и еще скука преследовала, так же как воспоминания. Но это все лишь мелочи.
Хотелось еще чего-нибудь добавить, но не было мыслей, а тем более слов. Хотя появилось еще одно желание. Сумерки – он желал, чтоб ушло солнце.

Отредактировано Даи Ленай (2011-02-19 19:26:37)

А время, время точно убито...©
Эмоции и чувства. Да, пожалуй, они были слишком сильными, но может именно от этого он желал избавиться от всего. Переделать себя. Верить так верить. Любить так любить. Ненавидеть так ненавидеть. Хотя были еще варианты из старой старой сказки, которую рассказывал ему тот, кто так часто с ним беседовал последнее время. Старше, возможно умнее, более настоящий. Но так часто Ленай забывал, что это было его собственное отражение, иное, но отражение. Эта старая старая сказка, как воспоминание хранилась в его голове. И действительно, вопросы, путанные: я не знаю, люблю ли я ее или ненавижу.
Наверное, эмоциональность привил Даи его отец, только воспоминаний о нем почти не осталось. Лишь пара фраз и улыбок и мамины слезы. А может быть, ребенок рожденный от большой любви должен был получиться каким-нибудь необычным. Никто уже сейчас точно не скажет и никто не будет гадать. Памятью о этом старом прошлом были два кольца, с которыми Ленай никогда не расставался. Одно конечно пришлось увеличить. Наверное, он пытался сохранить этот символизм. Кольца – обещания любви и верности. Их прикосновения к ним – связь. Ношение на безымянных пальцах – чувства всегда с Даи. Только он теперь не хотел об этом забывать. "Мы ведь живые? Правда?",- словно сомневался в этом.
Но сейчас он бы не вспомнил об этом всем. Сейчас он ловил каждое его слово, вдыхал и выдыхал, и снова кружилась голова, и снова не нужны были особые смыслы.
- Ну да,- было сложно с этим не согласиться. "Но сегодня ей придется забыть обо мне, ты же со мной, и никуда я не денусь",- лишь мысленно, наверное, не совсем для себя. Хотя последнее время все было сложнее. Мысли были чисты и не допускали отклонений. Они были поставлены в конкретные рамки: отдыхать и не сдаваться. Это было к лучшему, все к лучшему. Он себя пытался убедить в этом. Самоубеждение действовало всегда и не позволяло сдаваться.
- Обрекать… какое страшное слово. Это было проявление заботы, и я дал на это свое согласие,- вздохнул. Было сложно согласиться на все. Было сложно настроиться,- Хотя меня подкупило море, определенно,- пошутил, снова не смешно, но вызвало все же улыбку, а не усмешку. Да, действительно, перед тем как поехать в то место с белыми стенами, Жоффрей возил его на море. Странно немного холодно, но так спокойно. Хотя нервы было не скрыть, каждый день что-нибудь случалось: взрывы, полеты предметов, иногда людей, шторы, которые вспыхнули в считанные секунды. Этот ряд сейчас появился в голове,- Как же я себя плохо вел… интересно, а какие чувства у людей, которые неожиданно отрываются от земли,- и снова мысли и слова пытались увести его о собственных желаний. Снова закрывая все пути. И опять надо было найти что-то, чтоб опомниться.
- Знаешь, наверное, мне снова придется нарушить правила лицея. Такие туманно неконкретно построенные, сколько же раз спорили и сколько же я проигрывал… Я говорю так много лишнего, как обычно: путаюсь в показаниях,- Даи улыбался, просто потому что хотелось,- И вот снова я ушел от того что хотел, спирали и круги, шаги назад всего нужно избегать и пресекать. Опять… много лишних слов,- нарушение правил: почти еще один шаг. Шаг чтоб уйти от страхов, чтоб стать настоящим, чтоб чувствовать его рядом и не отпускать, забывшись. Уверенность и немного желания. Он обнял его и поцеловал в губы.
"Знаешь, когда-нибудь мне присниться мир, который я захочу создать и никогда не разрушить. Медленно каплями дождя стекая по стеклу. Кто-то вдохнет жизнь, кто-то любовь, а кто-то ненависть. Все быть должно, чтоб он жил.  Я знаю, он мне присниться, я это чувствую, только разучиться бы бояться спать, научиться видеть сны, научиться дышать и еще немного не сходить с ума. Ты ведь рад, Азарья, что я столько вспомнил… о том, что мечтал забыть, и что я столько всего забыл. Дышать легче. Главное помню тех, кого хочу. Знаешь, а еще я боюсь произносить твое имя вслух, словно и время и пространства исчезнут. Странный страх, на фоне чувств, но и он пропадет. Всему свое время. И снова оно эфемерное, и снова оно нежно-приторное. Ха, и снова я думаю о чем-то… о ком-то. Обо всем и ни о чем. Пустота из которой появляется все. Моя бездна. Мостик через нее и желание прикосновения и все по кругу. Я так много путаюсь. Мне вредно думать, а от скуки, столько всего передумал и снова, опять запутался, собственными цепями, мелодиями и отсутствием музыки… Но страха нет. Теперь."

Научи меня всему тому, что умеешь ты,
Я хочу это знать и уметь.
Сделай так, чтобы сбылись все мои мечты,
Мне нельзя больше ждать, я могу умереть...©
Спокойствие. Пара слов, которые были нужны и были получены. Подтверждение. Он так часто путался во всем, хотя на первый взгляд так не казалось. Да, он просто казался сильнее, чем есть на самом деле. Хоть и безумцы всех умнее, но безумство катастрофически много отнимает сил. Об этом не знают те, кто не пробовали, те кто не чувствовали. Самоуверенность, что когда-то позволила выжить и почти одновременная ненависть к себе. Мало кто мог об этом догадываться. А сейчас все ушло далеко, словно не существовало.
"Чувствую…",- подтвердить для себя. Это было необходимо.
"Море… Я почти забыл это чувство. Но он так хотел, чтоб я успокоился, так хотел. Я знаю. Он себя когда-то винил. Я помню запах дыма. Но это было совсем, совсем давно. А море… Я, наверное, могу поверить, что был похож на ребенка. Такая инфантильность и искреннее чувство. Это была такая чистая радость, что наверное правда забыл, о том что было потом. Это хорошо. А еще видишь, я попытался запомнить, то, что чувствовал. Это необычно, но я все равно путаюсь",- лишь мысленно и снова слишком много всего. Но вслух, он бы этого не произнес. Сознаваться в своих странностях, лучше мысленно.
Его улыбки, так нравилось их ловить, эти исчезающие, совсем необыкновенные. Даи был уверен, что когда-нибудь напишет музыку про них, мелодию… Она будет, но позже, пока много обещаний было исполненных и не совсем. Все будет со временем и без времени тоже.
- Вот как. Без опоры. Значит не зря они так кричали… Хотя если бы не кричали, я бы и не заметил,- странные рассуждения вслух и мысленное оправдание себя,- "но все равно никто из них ничего после не помнил, я ведь был с любимым лордом". Размышления снова сделали виток, отклонения, словно уйдя от реальности. Мысли о том, что интересно это или не интересно, что его жертвы забыли о этих маленьких полетах наяву, а не во сне, отвлекли его на пару секунд. Но реальность возвращала чувствами, возвращала нежностью, возвращала прохладой, пускай и слабой, сумерек.
"Музыку… Исполни это обещание, я так хочу",- не отрицая ничего, не сомневаясь. Было бессмысленно.
Музыка, ему редко кто ее обещал, редко, кто дарил. Чаще всего любимый родитель. Да, Жоффрей играл для Даи в самые сложные моменты и тогда, когда страхов стало невыносимо много, и последний раз тоже. Это придавало сил. Но существовала в этом мире и совсем иная музыка. Музыка природы, музыка сердца, та, что неповторима и даже музыка чувств, он это никогда не отрицал. Хотя с его желаниями могло бы и так случиться.
"Время сегодня идет странно, то быстро, то медленно. Стоит ли отсюда уходить? Или наоборот стоит уйти, чтоб вернуться?",- то ли размышления, то ли вопросы. В этом удивительном состоянии было сложно сделать выбор. А поцелуи, стоит ли считать, если они приятная часть желаний.
"Время. И снова не могу определиться. Как всегда. Может, поэтому я их не вижу. Знаешь, некоторые смеялись, некоторые не верили, некоторые рассказывали. Сны. Может, я просто их не помню. Я уже не могу ничего исключать. Но каждый раз ощущение пустоты, значит - не вижу. Но ты ведь мне обещал, и я в тебе не хочу сомневаться. Получается, ты мне поможешь создать мир. Так странно и непривычно, я привык это делать в одиночку. Спасибо"

и ты, и ты, и ты
Что ты дал бы, чтоб на самом деле любить?
Или лучше как раньше -
крутится как белка в колесе?
Три вещи хороши,
Из трех я выбираю обе последние.
И мы знаем, что все равно все будет в нашем распоряжении -
Плыть по течению или слушаться веления сердца.©
Пути. Сколько их было, сколько он помнил, а какое количество мечтал забыть. И было два главных, по краю неба, через восемьдесят ступенек, по коридору к знакомой двери. Вновь забыться, вновь ревновать и дышать, дышать. Был и еще один особенный путь, путь ведущий к любимой бездне, он точно его помнил, точно его знал, он даже гулял по нему. Затягивало, но приближаться не стоило. Обещание, тысячи цепочек, цепей. Сознательно.
"Попробую не забыть. Попробую не забыть рассказывать. Пути, да запомнит",- согласился, зная прекрасно, что и так бывает.
Слова, просто слова, которые он не стал говорить. Это было уже не важно. Он помнил прекрасно, что не все умеют. Но когда-то пытался ставить себя на место таких людей. Ведь это удивительно и интересно, зачем пугаться? Именно этого он не понимал, а может просто не желал. Экспериментатор в нем не может умереть и не умрет, раз когда-то не отпугнула и смерть, которая неделю обнимала и спала рядом, не отпускала. Никакого инстинкта самосохранения.
Желания. Сложнее всего было в них сознаваться. Все еще стояла эта рамка, сдерживающая, ведь эти желания могли уйти в неправильную сторону. Он мог перестараться. Ленай всегда останется таким и этого не изменить. Как многое уже. А сейчас он знал, что не надо было делать выбор, не надо было что-то решать. Может быть именно так проявлялась его слабость. Хотя он этого не скрывал. Пусть так. Зато Даи умел получать от этого удовольствие. Может не зря ему когда-то хотелось стать настоящей куклой.
Предупреждение. Такое странное. Оно показалось даже милом. Вариант с защищенностью. Ленай улыбнулся, не думая о том, что же он хочет сделать. Кажется, снова перестал думать о чем-то конкретном, лишь мелодии и ожидание музыки врывались в подсознание. Прикосновения, поцелуи – заклинания, доказательство связи. И то начало, тот приказ. Почти неисполнимо и как-то удивительно. Вот это было действительно необычно. Ленай давно мечтал вспомнить всех и составить список, чтоб вычислить коэффициент своего непостоянства. Просто забава. Действительно. Много думать вредно.
Объятия стали крепче. Шепот, так необычно, так по-настоящему. Снова кружиться голова, но в этот раз это не доставляет дискомфорта. Даи слышал и лягушек, да быстрее – мелодия меняла ритм. Это объяснение. Процессы, понимание того, что так можно делать. Любопытно. Полностью согласился с тем что цели и ожидания разные, согласился, потому что так чувствовал. И еще один вопрос, и снова Даи слышал то, о чем говорил кукловод, слышал, но ничего не отвечал. Знал, что его поймут и так. Все ответы, все вопросы. Облака, напомнили о солнце и старинной фразе, дотянуться до солнца и умереть. Но Ленай собирался жить и не собирался встречаться солнцем, до завтра. Точно до завтра. Глаза закрыл еще чуть раньше, снова позволяя себе только чувствовать. Но и этого было много, очень много. В этом можно было и утонуть, и снова научиться дышать. Равновесие. Очередное.
"Время. Нет ничего невозможного. Совсем, всегда. Каждый шаг до тебя, сегодня был таким тяжелым. Но ты умеешь заманивать. Ты все знаешь. Я снова, снова схожу с ума, задыхаясь от того, что дышу. Память - ее не существует. Как и пространств. Ничего. Нигде. Никогда не было, и нет. Такая идеальная утопия. И только прикасаясь к ней, я могу забыть о тебе. И только касаясь ее, я могу забыть обо всем мире. И снова. Время. Я выиграл еще одну партию у него. Ты ведь мне веришь? А облака звенят, и одновременно глухо прикасаются друг к другу. Зачаровывает. Завораживает. Это прелюдия к обещанной музыки. Замираю, почти не дышу. Предвкушение тебя."

Отредактировано Даи Ленай (2011-02-24 11:01:00)

Our home forever is, outer space
Black stars and endless seas, outer space
New hope, new destinies, outer space
Forever we'll be in outer Space, outer space©
Вдох. Выдох странные состояния. Музыка – начало обещанной. Привлекательно. Не вспоминать ничего и одновременно почувствовать постепенно все то, что вспомнил. Такой не долгий срок, но накопился такой большой и путающий во всех смыслах список. Подвести предварительный итог. Не слышать его дыхания, и знать, что защищеннее и одновременно сильнее нигде себя не будет чувствовать. Обратное ему чувство второе – беззащитность и ее он чувствовал и ее. Третьем стало главное – интерес, то, что не пропадало никогда, да эта музыка вызывала именно это чувство. Четвертое – страсть, не пропадала никогда, но теперь раскрывалась иначе, по другому, перемешиваясь со всем тем, что раньше было скрыто, ведь за страстью скрывалось пятое. Нежность – сумасшедшая, безумная, которая так часто душила, ведь не с кем было делиться, виной прикосновения, виной не вера. Шестое – страх, только сегодня он вспоминал о нем, только сегодня было воспоминание о толпе, о прикосновениях, и путях до родного, чтоб не было больно, не было страшно. Седьмое – боль психологическая: скрывалась за улыбками, но и она иногда выскальзывала, убегала, вырывалась и тогда… Восьмое – гнев, несколько взрывов и никаких сил чтоб держать нелюбимый телекинез. А за ним следом было и девятое: бессердечность и десятое: злость, которые тоже давали свои последствия, и не только связанные с внешнем. По цепочке от одиннадцатого к пятнадцатому: вина, ненависть к себе, презрение себя, ненависть, бессилие. Он обессиливал от давящих, захлебывающих чувств, ненавидел себя за это, за то, что был не в силах со всем справиться сам. Бывало и такое, он вспомнил и эти эмоции, и эти ощущения, пытался справляться и с ними. Шестнадцатое – апатия именно она когда-то привела к желанию: стать куклой. Чувства сильны, он поддавался им, и чтоб так не случалось, хотел забыть, но лучше помнить и он вспоминал. От того первого шага весной, до этого времени. Все. Без рамок. Семнадцатым стало безразличие, ко всему и желание коснуться бездны, желание забыть обо всех обещаниях. Такое яркое, томительное и мучительное чувство, но по-настоящему оно бесцветное: наркотик. Но сколько бы он не говорил, что слаб и вся сила наиграна, все было сложнее. После безразличия он мог перейти на новый уровень к безмятежности – нейтрально и даже положительно. И как всегда дальше яркое противоположное: девятнадцатое и веселье. Он умел его играть так – взахлеб, так что двадцатым становилось безумство. Весь - мир космос, в такие времена он тонул, исключая разум, искажая реальность, искажая собственный разум. Выйти и спастись от этого чувства было очень сложно. Нужно было что-то яркое, что-то неоднозначное, уникальное. Но чаще он срывался на интересе и экспериментах, вызывая боль физическую, подыхая от запаха крови. В такие периоды невозможно было сдержать азарт, вздорность, терпение, радость, подавленность, наблюдательность. Впервые ярко эти ощущения осознано он чувствовал, ставя свои эксперименты. Хотя радость была и раньше, в воспоминаниях о маме и осеннем парке. Янтарный камень – кусочек солнца, прячущегося на кухне. Это чувство сложно было вспомнить. Ведь нужно было опять почувствовать, сломав все рамки. После экспериментов, чаще всего возникало и двадцать восьмое: забота. Не смотря ни на что, хоть любимый родитель и наказывал его за подобное поведение, но проявлял заботу. Чувство теплое, чувство, окрашенное апельсиновым цветом. А после возникало спокойствие, сдержанность и снова запутанность. Ведь спокойствие вызывало так много размышлений, все по цепочке. Осознанность, она была важна во всех этих воспоминаниях. Тридцать вторым становилась близость, ведь запутанность приводила в родное место, к разговорам, к успокоению к поиску дыхания. И там же могла проявляться ревность. Да, Даи ее недолюбливал, относился с призрением, но тут ревность ребенка к родителю, главное было не прерывать это общение, и любимый лорд об этом знал. Так вспоминалось и тридцать четвертое – важность. Удивительное ощущение, когда кто-то важен тебе, а ты ему. И никаких шагов в сторону. Конечно же именно к этому приплюсовывалась дружба, как ощущение, слишком много всего вплетено в это.  Ленай хотел и вспомнил, хотя и с отстраненностью противоположное – вражду. Все было просто с его силами как марионетки, и силами эмоций, все чаще всего заканчивалось в больнице или летально и Даи не мог сказать, что этого не хотел. Враги они есть враги. Тридцать седьмым стало ощущение нетерпимости. Да, он со своей резкостью, ей никогда не отличался. Тут же можно было вспомнить и о удивление. Да, его поражали люди, которые считали свое мнение единственно верным, не пытаясь рассматривать варианты и не понимая, что во истину таких людей с уникальной правильностью во мнениях единицы. Чаще всего это были кукловоды вызывающие странно-ванильную, почти облачную гордость. Сороковым можно было посчитать – противоречивость, хотя она должна была стоять в списке одной из первых, сколько бы он этого не отрицал, но о ней, как и о страсти, как и о интересе, он не мог забыть. Это было в характере, почти пунктик. Противоречивость по цепочки приводила к отрицанию, более узкому по значению, чем первое. Но отрицание менее вариантно и свойственно детям. Хотя иногда своей невнимательностью и безалаберностью, он был на него похож. Так можно было вспомнить и еще о двух номерах списка. Сорок четвертым стало влечение – то с чего все началось в этот раз, в парке с музыкой и кажется Пуччини. Хотя не совсем. Ленай всегда знал, что те чувства, что прорываются через барьер, через упрямство, которое так же входит в список, настоящие. Он помнил, то, как его к лорду, с самой первой секунды, не смотря на ту свою потерянность и желание умереть. Да, влечение было основой в этот раз рожденной из страсти и интереса, но к нему так быстро добавились: восхищение, завороженность, недоверие к самому себе, и как ни странно - печаль. Они окутали первое ощущение, что сделать вывод, который так сложно было признать. Вывод этот стал первым шагом. Пятидесятым – стала влюбленность. Хотя не она была главной. Главным стало – желание принадлежать.
Музыка, он слушал ее, пытался понимать, пытался чувствовать, а главное хотел запомнить. Так хотел не забыть. Это было опасно, то, что он больше всего хочет запомнить – забывает. Но сейчас, в таком странном для себя состояние, в этой надежности, с чувством связи сомнения исчезали сами собой. Сначала Даи пытался понять, что же делает кукловод, а потом бросил это и просто наслаждался. Все окружающее становилось музыкой, о которой он подозревал, но никогда не слышал. Небо и надвигающиеся тучи, так далеко и так близко: звук которого не существовало. Он был основой прелюдии. И дальше ветер: движущая сила. Там где-то был деревья, точно были. Ловя ощущения, Ленай и о них забыл, пока не услышал. Пока не подсказали. Дыхание мира – размеренное, готовящееся к изменению, почти перерождению. Дыхание неба, становилось сердцебиением. Уникальная музыка. И очередной аккорд, кажется, Даи помогли поймать ритм. Путешествие за музыкой, без потерь, без страхов и лишь восхищение и благодарность. Может и это все стало частичкой музыки, частичкой того, что окружало. И вот он – дождь, исполненное предвкушение, раскрывающиеся в откликнувшемся сердце, слишком ярких незащищенных и незащищающих своего хозяина эмоциях. Хотя нет. Всё меняется, теперь и здесь есть защита, а вскоре и сам научится не путаться. Наслаждаясь звуками, наслаждаясь исполненным желанием, все потихоньку стало возвращаться к более реальному. Хотя, главное – чувство близости осталось, только к нему добавилось множество ярких подходящих друг к другу оттенков. Родные пространства, он забыл о них, поэтому не было страха от того, что их не чувствует, а теперь все вернулось и стало еще легче, еще надежнее. Ленай сделал глубокий вдох. Дождь приносил с собой особый запах. Дождь объединял людей, те, что были на улицы и разъединял тех, кто успели забежать в дома. Отчасти, за противоречия и такую похожесть Даи и любил это природное явление.
"Вечер, дождь, музыка. Как обещал. Верить."

Отредактировано Даи Ленай (2011-02-26 20:42:28)