Внешний вид
Ее внешний вид сильно зависит от того, в каком состоянии вам посчастливилось встретить эту странную девушку. Правда, есть вещи, которые у нее никогда не меняются (как, впрочем, и у многих других людей).
Стоит начать с того, что она высокая: 177 см для девушки – это вполне достойный рост. Стройная. Хотя, нет. Скорее ее телосложение можно назвать худощавым. Впрочем, именно такие девушки часто попадают на обложки модных журналов. Но в них, по мнению самой Зеф, нет ничего привлекательного: они нескладные и несуразные. Собственно, она судит об этом по себе. Хотя ее нескладность – это следствие нелегкой жизни и тех отпечатков, что она наложила на характер и манеры Зеф.
Ее прямые, не вьющиеся даже от влажности, волосы опускаются ниже лопаток. Они тонкие и легкие, без проблем поддающиеся укладке. А еще Зеф – блондинка. Нет, у нее нет абсолютно белых волос, или какого-нибудь еще уникального оттенка. Нет. Правда, она совсем чуть-чуть не дотягивает до платиновой. Но уж как получилось. Волосы часто распущены или же затянуты в тугой низкий хвост – иные прически бывают, только если Зеф кто-нибудь захочет расчесать.
Черты ее лица мягкие, хоть и кажутся иногда слегка угловатыми. Большие выразительные глаза имеют карий цвет с небольшой примесью желтого. Сама она не красится, но когда кому-то хочется сделать из нее красавицу, глаза выделяют довольно активно. Глаза и губы.
Да, губы – это еще одно ее достоинство: аккуратно очерченные, практически идеальные.
Нос у нее небольшой, прямой, не особенно примечательный. Скулы выступающие слегка  и щеки несколько впалые.
Она действительно худа. Но это опять же не просто природа ее наградила этим – ее жизнь такова.
У нее не самые узкие ладони и далеко не музыкальные пальцы. Стоит так же отметить, что руки Зеф – это совсем не эталон. Когда смотришь на них, понимаешь, что это руки рабочего человека, которого учили ухаживать за ними только последние несколько лет.
Из других особенностей ее внешности можно отметить шрамы. Шрам через всю спину - кривой и косой: от первого шейного позвонка до копчика. Шрам выглядит так, будто девушку разрывали на две части. Точно такой же шрам есть у нее и на груди, но он гораздо короче: начинается под ямочкой между ключицами и заканчивается в районе солнечного сплетения.
Метка… их у бедной девушки аж четыре штуки. Ее родная находится над пупком, ровно по бокам от пупка еще две, и одна под ним, точно это все какая-то уникальная татуировка.
Одевается эта девушка в то, что у нее есть. На данный момент ее гардероб состоит из нескольких платьев, юбок, нескольких пар брюк, футболок и удобных длинных пуловеров. Цвета не сильно ее интересуют. Она одевает то, что попадает под руку в момент, когда пора одеваться. Однако вся одежда у нее стильная. Наверное, благодаря человеку, который занимался ее гардеробом последний раз. К слову, в ее гардеробе нет одежды с открытым животом, глубоким вырезом или открытой спиной.
Характер
Что можно сказать о характере сумасшедшего человека? О, довольно много. Наверное, даже очень много.
Дело в том, что Зеф постоянно чувствует боль. Обычную физическую боль. Боль такой силы, что это сводит ее с ума. Такую боль, точно ее разрывают на две части. Однако благодаря одной из своих способностей девушка может перекрывать это ощущение. И в то время, когда активна ее способность нечувствительности к боли, она не просто адекватна, она крайне адекватна. Хотя… нет, не стоит так говорить о человеке, который в любую секунду может сорваться на истерику или у кого может случиться внезапный приступ неконтролируемой злости. Впрочем, это возможно только в том случае, если ее способность снова станет неактивной.
Зеф в адекватном состоянии очень любит поговорить. Темы у нее могут быть совершенно разные, даже те, в которых она, в теории, совершенно не сведуща. Однако что угодно она обсуждает так, точно знает об этом чуть ли не все.
Девушка легко говорит так же и о том, что она сумасшедшая, и любит пугать этим людей, спрашивая, не боятся ли они, что она сейчас бросится и будет рвать на них волосы. Или еще что-нибудь в этом роде. Хоть сама она еще ни разу за все время своего сумасшествия ни на кого не бросалась. Если не считать спонтанных моментов, когда она случайно ловит чужую способность.
Она абсолютно лишена эгоизма. У сумасшедших нет такого понятия, как любовь к себе. Дело в том, что в мире сумасшедшего нет разделения на себя и окружающий мир: они либо одно целое и родное, либо что-то чужеродное. И Зеф с периодической регулярностью говорит о себе в третьем лице, или, наоборот, обращаясь к кому-то, вместо "Вы" или "ты" говорит "мы".
Мироощущение этой девушки может меняться по нескольку раз на дню. Нет, при этом никто не говорит о ее настроениях – непостоянство в них кажется детской забавой по сравнению с тем, что происходит в ее сознании при изменении восприятия мира. В одно мгновение она может воспринимать окружающих, как людей. А вот – они все уже птицы. А у птиц все совсем по-другому. Иногда ей даже может казаться, что у нее вырастает киль на груди, или рог на носу, – по сути, не важно, чем именно в тот или иной момент она будет воспринимать себя и остальных.
Отношение с людьми – это как отношения со всем миром. К людям она относится иногда очень трепетно, иногда с нескончаемой нежностью, иногда с презрением, а то и с ненавистью. Она не чурается прикосновений, однако сама дотрагивается до людей не так уж и часто. Впрочем, видимо, вина в этом лежит на человеке, с которым она постоянно общается и которого никто никогда не видел.
Даже при условии, что ее жизнь поломали именно Кукловоды, ненависти к ним девушка не испытывает. Так же как не испытывает и страха перед ними. Единственные люди, которых она, можно сказать, не переносит – это эмпаты. Да и то, это скорее какая-то подсознательная тяга сделать им гадость. И гадость эта заключается в том, что в присутствии эмпата она начинает стрелять в разные стороны чистейшими эмоциями. Эмоциями крайне искренними, от которых даже эмпату с пятым уровнем способностей довольно сложно спрятаться. А если бедного человека угораздило как-то  привлечь ее внимание чем-то негативным, то все раскидываемые в стороны эмоции внезапно могут получить определенное направление. Однако Зеф не контролирует этого – увы, но эта ее особенность идет из подсознания, и единственный способ, каким можно как-то ее успокоить – это манипулирование сознанием.
К слову о других способностях Кукловодов – они ее совершенно не напрягают. Ни телепатия, ни манипулирование. И к возможности стать чьей-то Марионеткой Зеф относится удивительно спокойно. С другой стороны, она вряд ли будет действительно хорошей Марионеткой – в ее мире Кукловоды и Марионетки крайне мало отличаются друг от друга. А точнее, для нее все люди, как люди. И в то же время она легко разделяет их на категории, необходимые «нормальной» части человечества.
Впрочем, относительно «нормальности» - это спорный вопрос, и об этом Зеф тоже может говорить часами, и, как настоящий софист, может доказать как то, что нормальности как нет, таки то, что она существует и от мира неотделима.
Если же говорить о ее отношении к Марионеткам, то опять же стоит напомнить, что ей все равны. Она не считает Марионеток бедными и несчастными куклами, и в то же время в ее сознании нет образа идеальной Марионетки, как оружия и правой руки своего Кукловода. Мало того, сравнение такого рода она может откровенно опошлить.
Зеф сложно назвать мирной, но и к буйным ее тоже не так уж и легко отнести. Хотя… в случае, когда способность нечувствительности неактивна – она действительно буйная. Она буйная до истерик, до криков, до битья посуды и мебели. Хоть и не всегда. Иногда ее приступы ограничиваются безумным взглядом и покачиванием из стороны в сторону или вперед-назад.
Для Зеф не существует понятия «скромность» или «приличие». Точнее, она прекрасно знает, что это такое, и может воспроизвести значение термина из словаря, или рассказать, как представляет себе это она. Однако сама девушка никогда не смущается и не краснеет, задает откровенные вопросы и не сильно беспокоится о том, пристойно или не очень это выглядит.
Она не то, чтобы не любит позерство, а скорее просто не воспринимает его. И ее собственное поведение никогда не направлено на привлечение внимания, оно ей не нужно. А иногда даже может быть и губительно.
В каком-то смысле Зеф – мизантроп и социопат. Или, если быть более конкретным, в определенных случаях.
Особенности
Если так посмотреть, то у Зеф нет практически ничего обычного. Сумасшедший человек – это живой конструктор особенностей. Но стоит начать по порядку. Какой там порядок у сумасшедших? Да-да. Именно. Никакого.
Зеф курит. Однако курит совершенно необычным образом: у нее есть длинный мундштук. И за то время, сколько она втягивает в себя воздух, дым успевает только пройти по нему, коснуться губ, языка и неба – и вот она его уже выдыхает. Даже при самом глубоком вдохе дым доползает только до гортани.
Девушка неплохо поет, хотя нельзя сказать, что у нее прекрасный голос или еще что-то в этом роде. Отнюдь. Голос у нее чуть хриплый, но от этого ее песни только выигрывают. Хотя, стоит признать, что вытягивать какие-то длинные ноты она не может: некогда поврежденные голосовые связки не способны брать так же и высокие. К слову, именно поэтому у нее такой странный способ курения: дым неприятно щиплет эти самые связки.
Относительно знания языков - девушка идеально говорит на польском и английском. Французский она пока знает не так хорошо: говорит с акцентом, все двойные буквы произнося отдельно. Она очень любит называть людей по именам, особенно если в их именах есть двойные согласные.
В свое время девочка была вундеркиндом, однако некоторые события ее жизни привели к тому, что сейчас она практически неспособна обучаться.
У Зеф есть привычка забираться на сиденье с ногами. И вообще, при возможности, она быстро убирает ноги с пола.
Помимо этого, к привычкам девушки можно отнести то, что она каждый вечер ходит к воротам и стоит там около часа. Просто стоит и смотрит куда-то на дорогу за воротами. Она не хочет никуда выходить. Она просто смотрит.
А еще, разговаривая, Зеф очень любит словесно облекать чувства в материальные оболочки. Для нее любая эмоция – это нечто материальное. При этом она на никаким способом чужие эмоции не чувствует. Мало того, она не всегда способна угадать, какое настроение у человека на данный момент. Другой вопрос, что ее это совершенно не беспокоит.
Также стоит отметить и ее друга, с которым она постоянно разговаривает. Да, у нее есть воображаемый друг, которого зовут Эдуардо. И этот самый Эдуардо удерживает ее от многих неадекватных вещей, которые она может сотворить. А так же  он иногда помогает ей справиться с приступами. С какой-то стороны это напоминает почти раздвоение личности, когда вторая личность находится вне тела психически больного человека. А с другой стороны – это стандартный способ избежать одиночества, не разговаривая с кирпичами.
Она не занимается спортом, однако наделена достаточной ловкостью, чтобы иметь возможность забраться на шкаф.
Подчас Зеф забывает есть и может обходиться без еды как минимум неделю. Это такая своеобразная особенность ее организма, развитая и натренированная за долгие годы отсутствия свободного времени.
Врачи при выписке прописали ей успокоительные таблетки и, при возникновении экстренных ситуаций, транквилизаторы в ампулах. Впрочем, за то время, какое она на свободе, экстренные ситуации улаживались различными другими способами. А таблетки ей нужно исправно пить утром и вечером, о чем она, естественно, забывает перманентно.
Она верит в призраков и монстров.
И еще одна проблема: она не умеет улыбаться. Не то, чтобы не улыбается вовсе, просто ее улыбки скорее похожи на оскал или на улыбки маньяка. Поэтому если хочет улыбнуться, она иногда говорит  что-то вроде «улыбаюсь» или «Зеф улыбается».
Относительно чтения – Зеф читает мало, потому что книги, которые она уже прочитала единожды, она помнит наизусть. А новые ей читать довольно сложно, так как сейчас она уже не способна сидеть над книгой дольше десяти минут.
Писать она не любит. Дело в том, что после пережитого руки у нее трясутся и не слушаются, и она не может делать что-то, что требует аккуратности: рисовать, писать, вязать, вышивать, - все это ей теперь неподвластно. И почерк, который раньше был очень красивым, теперь корявый, даже хуже, чем у первоклассника.
Предпочтения:
Любит: спокойную речь, красивые и спокойные лица, абсолютно любые цветы, воду, купаться в частности, улыбки, длинные темные волосы, небо, дождь, когда проводят пальцем по шраму, пауков, мышей, целовать, сутулиться, верить.
Не любит: беспокойство, крики, ругань, яркое солнце, уколы, хомяков (она их душит…), отчаяние.
Биография
- Что?! – если сказать, что Рафаэль Лебре неистовствовал, то это будет неверно. Рафаэль Лебре находился на грани истерики. - Вы это сейчас серьезно мне предлагаете? - он схватился за голову и откинулся на спинку стула, - по-вашему, мне тут делать нечего? Проблем мне мало?!
Куратор Марионеток сидел молча, ожидая, когда директор Лицея имени Наполеона Бонапарта успокоится. Сидевший на соседнем стуле Бертран Депайе, наклонился вперед и облокотился на директорский стол.
- Рафаэль, - успокаивающе произнес он, - поверьте, она не представляет для студентов абсолютно никакой угрозы. В самом деле, мы же не к Кукловодам ее отправляем, а к таким же Марионеткам, как и она сама.
- Она сама?! – почти истерически переспросил Лебре, закрывая лицо руками, - нет! Нет и еще раз нет!
- Мсье Лебре, - голос у Моро спокойный, сдержанно-равнодушный, - я взял на себя смелость привести ее сюда.
- Только не говорите мне, что она сейчас в приемной, - едва слышно пробормотал Лебре, когда Моро уже встал и направился к двери.
- Зеф, - на голос преподавателя ментального удара отозвались шаги с едва слышным цоканьем каблуков.
В кабинет зашла светловолосая девушка в нежно-кремовом платье и бежевом шерстяном болеро. Дверь за ней закрылась, скрыв несколько шокированную Дафну Бриали, оставшуюся в приемной.
- Здравствуйте, - девушка не улыбалась, но выражение ее лица было удивительно дружелюбным…
Зеф Марек. Родилась 8 февраля 1987 года. В Польше. Место рождения - город Мышкуф. Из-за определенной генетической мутации развитие девочки, как умственное, так и физическое было несколько ускоренным, и половозрелого возраста девочка достигла уже к десяти годам.
Жизнь у Зеф изначально медом не казалась. Оба ее родителя работали на обувной фабрике: отец вырезал подметки для ботинок, а мать шила. Жили бедно, но более или менее пристойно. Работящие родители – можно сказать, трудоголики – девочку любили, но уделяли ей не так много времени, как ей это было необходимо. Впрочем, у девочки был любимый учитель. Она пошла в школу в четыре года, уже к тому времени имея навыки чтения и письма. И ее первый учитель, Алес Быстрицкий, был хорошим человеком. Добрым, отзывчивым. Это именно он заметил однажды Зеф на улице, когда она рисовала для себя классики. А когда узнал, что цифры на асфальте пишет четырехлетний ребенок, заинтересовался. В этот же вечер он пришел в дом Мареков, чтобы поговорить с ними об их дочери, а заодно побольше узнать о Зеф. Когда же выяснилось, что читать и писать в этом возрасте она научилась сама, он тут же предложил уже сейчас отдать девочку в школу. А родители и рады: они очень много времени отдавали работе, чтобы обеспечивать жизнь для Зеф и ее старшего и младшего братьев, которые, к слову, никакими особенными задатками не обладали.
С тех пор большую часть времени маленькая Зеф проводила в школе. Или просто с Алесом. И была счастлива. По-настоящему счастлива. Шесть лет была счастлива. И, по ее собственному мнению, это немаленький срок для счастья. Уже в то время девочка имела потрясающе философский взгляд на мир.
Когда Зеф было семь, на ее теле над пупком появилась родинка, на которую никто особенно-то и не обратил внимания. Единственное что… буквально через пару месяцев родинка увеличилась. Обеспокоенные родители, на которых гораздо больше повлиял Быстрицкий, а не родинка, отвели девочку ко врачу. Тот исследовал родинку и убедил Мареков, что это не будущая раковая опухоль, и что девочка абсолютно здорова. А потом родинка, постепенно увеличиваясь, начала приобретать черты какого-то иероглифа. Языка этого в Мышкуфе не знал никто. Однако Алес сказал Зеф, чтобы она не показывала никому иероглиф. Он опасался, что это сочтут недобрым знаком, и не хотел, чтобы девочка пострадала из-за этой непонятной особенности ее организма.
И однажды… в летний и погожий день… счастье внезапно закончилось. Гуляя в одиночестве по улице десятилетняя Зеф встретила мужчину. Или он встретил ее? Когда он остановился, а после повернулся и пошел к ней, у девочки внезапно очень заболел живот. Точнее, метка на теле. Не так уж и сильно, но для десятилетнего ребенка вполне достаточно. Особенно с учетом того, что раньше она никогда не чувствовала подобной боли. Мужчина остановился перед девочкой и наклонился к ней, рассматривая ее лицо. И только в этот момент несколько испуганная Зеф увидела на щеке мужчины иероглиф, очень похожий на тот, что был у нее самой на животе.
- А ничего… хорошенькой вырастешь, - произнес мужчина, - пойдешь со мной.
Тогда Зеф испугалась еще сильнее и побежала. Странно, но мужчина внезапно оказался намного быстрее ее: он догнал ее за секунду и ухватил за руку – девочка расплакалась, попросилась к маме с папой, хотя ей и казалось, что ее учитель защитит ее гораздо лучше. Тогда мужчина внезапно согласился и за руку отвел девочку домой: она сама ему показала путь.
Болеслав Гурский забрал ее сразу же. Без объяснений, без сборов. Сказал, что богатый и состоятельный гражданин, житель Варшавы, что даст девочке лучшее образование и забирает под свою опеку. Родители оказались не против. А Зеф… Зеф никто не спрашивал. Ей даже не дали попрощаться с учителем – просто увели. Она ревела, упиралась, но сил у нее не хватало, и ее никто не слушал.
А ночью, когда мужчина с Зеф остановились в отеле за городом, в комнату девочки в окно кто-то постучал. Это был Алес, который отправился за ней сразу, как только узнал, что ее забрал какой-то человек. Ее учитель не поверил в добрые намерения незнакомца так, как поверили ее родители.
И девочка долго рыдала на коленях Алеса, а он гладил ее по голове и пытался успокоить…
Алеса Быстрицкого посадили после месяца судебных разбирательств. Дали срок – десять лет. За что… Зеф этого тогда так и не узнала. В тот день, когда Болеслав позвал ее к себе и сообщил эту новость, она не поверила. Стояла, как вкопанная и только мотала головой. Мужчина, решивший, что так у нее проявляется шок от воспоминаний об этом человеке, легко коснулся ее плеча, планируя успокоить. Но девочка резко ударила раскрытой ладошкой по руке мужчины и убежала. Убежала быстро, явно используя способность скорости. Так у Зеф проявилась первая способность – поглощение чужой. Однако Болеслав о такой не знал вообще и решил, что девочка просто обладает скоростью, как и он сам.
А весь оставшийся день Зеф проревела в подушку, спрашивая у всего, что было вокруг нее, за что… за что посадили человека, которого она так любила.
Через год Болеслав установил с Зеф Связь. То, что метка у одиннадцатилетнего ребенка была еще сформирована не до конца, его не волновало. Гораздо больше волновало то, что девочка постоянно норовила сбежать. И ее надо было как-то сдерживать. Не умея манипулировать сознанием, Кукловод решил сделать это радикальным методом. После установки связи девочка не могла подняться с кровати полторы недели – слишком тяжело оказалось такое для юного организма. Слишком она этого не хотела, и слишком мало у нее было сил ему противостоять.
А еще через два года художника и поэта Болеслава Гурского нашли в своей варшавской квартире повешенным на кухне. Рядом с ним на табурете, который, видимо, до этого был выбит из-под ног мужчины, сидела тринадцатилетняя Зеф Марек. Совершенно спокойная и практически недвижимая.
Из рассказов девочки выяснили, что мужчина повесился сам. Хоть и не оставил при этом никаких предсмертных записок. Зато его стихи стали удивительно популярными.
И мало кто знал, что Болеслав сошел с ума. Из-за Зеф. Впрочем, девочка виновата была лишь косвенно. По сути, виновен в своей смерти мужчина был сам. Не зная о возможности поглощения чужой способности, Гурский решил, что одна из способностей девочки – скорость. А когда она прочитала его мысли, он был сильно удивлен. Насколько он знал, такой способности у Марионетки быть не может. А узнать ни у кого он не мог. Никто из его знакомых Кукловодов и Марионеток  – а таковых и так было крайне мало – о таком ничего не знал. Потом он списал все это на случайность. Но за два года таких случайностей накопилось порядка десяти, а когда девочка внезапно сходу рассказала ему стихотворение, которое он даже не записывал нигде, повторяя только про себя, это стало отправной точкой для сумасшествия мужчины. Прожил он после этого недолго.
Зеф Марек отправили обратно в Мышкуф к родителям. Однако до города она не доехала. Тринадцатилетняя девочка привлекла внимание еще одного мужчины. Англичанин Ричард Андерсон, был попутчиком в купе Зеф и ее полицейского сопровождающего. Девочка почти все время сидела тихо, а примерно через час поездки сердобольный сопровождающий решил разговорить печальную девочку.
- А у тебя братики-сестрички есть? – спросил он.
- Да, два брата, - кивнула Зеф, для которой было не в новинку разговаривать со взрослыми, что неудивительно.
- Здорово, ты в Мышкуфе в школу ходила, да? – на этот вопрос девочка только кивнула.
- А какой у тебя предмет любимый был? – спросил сопровождающий снова.
- Все.
- Все? Здорово! Ты там начальную школу заканчивала?
Новый кивок. Потом ответ на вопрос, в какой школе училась. А потом сопровождающий задумался.
- Погоди-ка, уж не там ли учил Алес Быстрицкий? У,… - следом за этим самым «У» последовало нелицеприятное слово, значение которого Зеф, к сожалению, уже знала.
Девочка сжала кулаки, закрыла глаза. Ей явно не понравилось то, что сейчас говорил полицейский. Ей не понравилось то, что он продолжил об этом говорить.
- Замолчи, - тихо произнесла она, - замолчи.
И тут мужчина замолчал. Внезапно, оборвав речь на полуслове. То, что Зеф – Марионетка, Кукловод со стажем Андерсон понимал и так. А то, что одна из способностей у нее – поглощение, узнал именно в этот момент. Ричард – эмпат и манипулятор – понял, что девочка поглотила его собственную способность. Видимо, он не заметил, как коснулся ее коленом в какой-то момент…
Они сошли на следующей же станции. Ричарду не составило труда убедить полицейского, чтобы он отдал девочку ему. Помимо этого он дал ему установку, что тот благополучно довез Зеф к родителям и теперь ему можно возвращаться. А уж спрашивать девочку никто снова не собирался. Да и ей было все равно: она узнала причину, по которой посадили Быстрицкого. И эта новость ее убила. И ей было плевать. К тому же противостоять Кукловоду-манипулятору она бы не смогла.
Англия – дождливый, мерзкий и слякотный остров. Англия не понравилась девочке. Не было в этой стране ничего такого, что могло бы ее обрадовать или ободрить. Польша казалась ей более светлой и радужной, хотя условия жизни даже в Варшаве сильно уступали тому, как ей предстояли жить в Лондоне. К тому же там, в Польше, все так же сидел в тюрьме человек, который занимал все ее мысли, все ее счастье.
Узнав, что Зеф практически окончила школу в свои тринадцать лет, Ричард Андерсон понял, насколько он не ошибся в выборе своей новой Марионетки. Узнав, что Кукловод у нее уже был, Андерсон тут же установил Связь. И вот как раз тогда проявилась вторая способность девочки. В момент установки связи Ричард внезапно решил, что хочет на такой уникальной девочке свою метку. Мужик сказал – мужик сделал. Однако Зеф почувствовала только первую боль, а последующую – нет. Сработала ее вторая способность, и весь процесс установки связи она простояла прямо. И только когда несколько обескураженный таким спокойствием девочки Ричард разрешил ей идти, она повернулась, сделала шаг в сторону и упала, скорчившись от дикой боли, которая настигла ее после отключения способности.
Четыре года. Четыре года усиленных тренировок. Четыре года непрерывной учебы и занятий по способностям. Ричард гонял свою юную Марионетку, натаскивал, как мог. Ее Метка сформировалась окончательно, когда ей не было еще пятнадцати. Видимо, это сказалась та же генетическая мутация, что повлияла и на остальное ее развитие. И с этого момента ее гоняли еще сильнее. Она не могла сказать, что ненавидела своего Кукловода, не могла сказать, что любила. Он был безразличен ей, потому что времени на какие-то чувства он ей просто не оставлял. И это при том, что сам Андерсон был эмпатом. Его раздражала его способность, он не понимал ее и бесился, когда девушка внезапно испытывала какую-то сильную эмоцию.
В семнадцать лет симпатичная и стройная блондинка с большими глазами привлекла внимание одного молодого человека. Впрочем, такое бывало и раньше, однако Джозеф оказался парнем настойчивым. К тому же он был четко уверен, что влюблен на всю жизнь, и без Зеф существование на этой земле его совершенно не интересует. И он решил добиться расположения холодной красавицы. Да, Зеф называли снежной королевой за ее крайне сдержанные эмоции, – они не знали истинной причины, почему девушка не могла проявлять всех тех чувств, которых от нее ожидают.
А Джозеф… он приносил ей цветы, говорил потрясающие слова, читал ей стихи на ходу, пока она бежала с одних занятий на другие. А она отвечала ему взглядами, смущенно улыбалась, принимая цветы. А потом выкидывала эти цветы, потому что знала, что ее Кукловод рассердится, если узнает, что за ней ухаживают. Знала и не хотела, чтобы это было. Ей не нравилось, когда он начинал бить по ней какой-нибудь эмоцией, объясняя, что плохого есть в чувствах. Она все равно не хотела этого понимать, потому что никогда не забывала шести лет счастья, и урок Ричарда вылетал в трубу. Но он был слишком неприятным. Слишком тяжелым, после которого приходилось отлеживаться часами.
А Джозеф продолжал ухаживать, улыбаться, петь ей песни и радовать цветами. И она не могла не ответить. Он нравился девушке. К тому же… ей уже семнадцать. Это тот самый возраст, когда влюбляются и начинают жить и цвести.
И она все-таки зацвела. Зацвела, как очаровательная чайная роза. Зацвела, чтобы увять в одно мгновение. Джозеф всегда провожал ее домой с поздних занятий. Ему хватало того времени, какое они шли до ее дома. Ему хватало одного поцелуя. А в этот день на пороге дома их встретил Андерсон. Он холодно посмотрел на Джозефа и пригласил в дом…
15 декабря 2004 года. Заметка в утренней газете Таймс: студент Оксфорда Джозеф Химе окончил жизнь самоубийством, спрыгнув с моста в Темзу. Причины этого поступка остались невыясненными.
Всего несколько строк. Зеф не видела этих строк. Зеф не знала этого. Ей никто не сказал. Ее пожалели. Ей сказали, что он уехал, что у него сессия, практика… что у него просто сейчас нет времени. И она улыбнулась, и сказала, что он вернется. Ей никто не смог сказать правды. А Ричард не сделал этого из соображений, что будет слишком много эмоций, которые его раздражали.
Прошел еще год. Джозеф не вернулся. Джозеф не мог вернуться. Через три месяца после его смерти Зеф нашла его имя в старых новостных сводках в интернете. Она лишь едва заметно улыбнулась, мысленно поблагодарив тех, кто не сказал ей об этом тогда. Сейчас… спустя три месяца даже, она пережила это гораздо проще, гораздо спокойнее.
И год в тренировках, когда времени не всегда хватает даже на мысли. Год… год, когда она по ночам начала поиски той тюрьмы, в которой сидел ее учитель. И через год она нашла его. Нашла. И каждый день вырывала пять минут на то, чтобы написать пару строк в письмо, которое так хотела ему отправить. И она написала, дрожащей рукой подписала конверт.
Вечером, возвращаясь с занятий, девушка сделала небольшой крюк, зайдя на почту и бросив в почтовый ящик письмо. И там случайно столкнулась с женщиной по имени Маргарет МакГиллен. Маргарет почувствовала в девушке тренированную Марионетку, способности которой в неполные девятнадцать уже имеют третьи уровни…
Как выяснилось, настойчивыми и одержимыми бывают не только мужчины. Маргарет оказалась крайне надоедливой и приставучей женщиной. Она познакомилась с Зеф, пыталась всеми правдами и неправдами уговорить ее сменить Кукловода, намекая на то, что она, Маргарет, лучше и сильнее. И больше возможностей развития, и все такое. Манипулирования сознанием у нее не было, зато была телепатия и эмпатия. А еще дикое желание заполучить себе Марионетку с двумя редкими способностями и гениальным мозгом.
Эта женщина осаждала девушку около трех месяцев.
В один из дней, когда Маргарет предприняла очередную попытку, Зеф не выдержала и, развернувшись к женщине, произнесла:
- Послушайте, оставьте меня в покое. Я не стану Вашей Марионеткой, даже если Вы в десятки раз лучше Ричарда. Скажите спасибо, что я не рассказываю о Вас своему Кукловоду. Оставьте свою идею. Прощайте.
Возможно, девушка и хотела бы сменить Кукловода, но… адрес, написанный на конверте, отправленном Алесу, был адресом Андерсона. И она боялась пропустить ответное письмо. Именно эти мысли и эмоции уловила МакГиллен и решила сыграть на них.
- А теперь ты меня послушай, - сказала в ответ женщина, - ты думаешь, что этот человек даст тебе хотя бы свободу переписки? Поверь, он порвет письмо, если увидит его. Идем со мной, я дам тебе то, чего ты хочешь.
И в дополнение к словам она приплюсовала мысли и эмоции. И все-таки привлекла этим девушку. Однако Зеф немного сомневалась все же в том, что эта женщина действительно сильнее и лучше Ричарда. И поставила условие: Зеф не станет помогать рвать связь, и если у Маргарет это получится, тогда будет ей сильная Марионетка.
И Маргарет попыталась. Порвать связь с Ричардом просто не удалось, тогда она решила попытаться через установку связи с Зеф. И снова не удалось. В этот момент Зеф почувствовала себя как-то странно, точно ее потянуло в разные стороны изнутри, точно кто-то обвязал нитями ее сердце и пытается то ли затянуть, то ли растянуть его, наоборот. Странное, дикое ощущение.
- Погодите, - произнесла она, - оставьте. Не надо. У Вас не получится! Порвите связь!
Девушка поняла, что сама не может порвать эту связь. МакГиллен была сильнее Зеф, и шансов у Марионетки не было. Но Маргарет почувствовала пришедшую вместе со связью силу, глаза ее уже сверкали верой в свою победу, и Кукловод решила, что общая метка позволит ей получить достаточно сил для того, чтобы порвать такую ненужную связь.
- Нет! Что Вы делаете?! – сил у девушки было немного после самой установки связи, а уж последующие действия Кукловода привели к дикой боли, с которой третий уровень нечувствительности справиться не смог. От разрывающего напополам чувства Зеф потеряла сознание.
Ричард сразу почувствовал, что кто-то пытается порвать его связь с Зеф, и мгновенно начал сопротивление, не беспокоясь о том, что у постороннего Кукловода это может получиться. Но когда внезапная боль пронзила его сознание, когда он ощутил, что с его Марионеткой кого-то угораздило установить вторую связь, он рассвирепел.
Найти Зеф труда не составило. Он нашел и дом Маргарет, и явился в ее квартиру. Первое противостояние над бесчувственным телом Марионетки окончилось ничьей. Через два часа измотанные Ричард и Маргарет сидели за столом друг напротив друга, пытаясь договориться и решить, кому же будет принадлежать девушка.
И в этот момент очнулась Зеф. Ощутив дикую боль, она попыталась порвать связь. Порвать обе связи, чтобы они не разорвали ее на две части, не разнесли ее сознание.
Это почувствовали оба. И оба, почти одновременно ударили по ней, чтобы не пыталась. И в этот момент почти одновременно в их голову пришла одна и та же мысль…
Полтора месяца. Полтора месяца ада и неопределенности. Утром она просыпалась у Ричарда, и он продолжал ее тренировать и забивать ее эмоции. А вечером… вечером она уходила к Маргарет, и та учила ее эмоции не держать. Этому Кукловоду нравились чистые чувства девушки. Полтора месяца она жила на шатком равновесии двух Связей, на чем свет стоит проклиная себя за глупость. И ведь действительно, умная девочка, которая способна в уме умножать трехзначные числа, совершила глупость, которая теперь стоила ей очень много. Стоила ясного сознания и ощущения целостности. Ей казалось, что она начала планомерно раздваиваться. Ей приходилось жить за двоих жизнь, которой мало было даже одному.
И вот в один прекрасный день, точно так же, одновременно в голову Маргарет и Ричарда пришла одна и та же мысль.
Зеф шла от Андерсона к МакГиллен, когда два этих человека внезапно потянули нити на себя, пытаясь порвать связь противника. Одновременно, точно они были близнецами, одинаково думающими. Каждый из них предположил, что именно в этот момент его соперник максимально расслаблен и…
Девушка остановилась. Резко. Посреди улицы. Глаза ее были устремлены вперед. Она в ужасе пыталась понять, что ей делать. В ужасе пыталась до тех пор, пока боль и ощущение, что разрывается не только сознание, но и тело, не затмили абсолютно все мысли. Перед глазами потемнело, она упала на землю, теряя сознание.
Где-то на периферии слышались испуганные голоса, кто-то поднял ее на руки, кто-то пытался с ней говорить. Какой-то… красивый голос… этот голос точно касается ее живота – и все ее сознание охватывает цунами боли такой мощности, что с ней невозможно справиться. Такая боль не может быть перенесена при жизни, Зеф бросила все свои силы на свою вторую способность и вновь потеряла сознание.
Она очнулась в больнице. Или не очнулась? Словно какая-то часть ее уснула. Какая-то часть, которая была такой важной. Но она не могла вспомнить, что это за часть…
Ее сознание разделилось надвое. Или на трое. Или вообще перестало существовать. Что-то сломалось и порвалось в тот день. И когда Зеф пришла в себя, она не смогла даже сказать, как зовут ее. Не смогла ответить на вопрос красивого мужчины, который сидел на стуле рядом, равнодушно рассматривая ее сквозь стекла очков.
- Твое имя Зеф, - произнес мужчина, - и ты на своем пути совершила фатальную ошибку, которая стоила тебе нормальной жизни.
Она не поняла, о чем говорил мужчина. Она не поняла… но у нее очень сильно чесалось внизу живота – почесала, но зуд стал только сильнее. Она непонимающе посмотрела под простынь, провела пальцем по метке, появившейся под пупком, а после перевела непонимающий взгляд на мужчину, сравнивая этот иероглиф с тем, что был на его лице.
Кукловод, спасший ей жизнь, практически сразу оборвал образованную с Марионеткой связь. Он установил ее только для того, чтобы вытащить Зеф из той передряги, в которую она попала по собственной глупости. И хотя этот человек рассказывал ей о том, что девушка сделала не так, где ошиблась, как ошиблась, он не винил ее в этом. Хотя сейчас она и не чувствовала за собой вины. Она не чувствовала ничего такого. Все, что она ощущала – это была обычная физическая боль, которая пробивалась сквозь ее активную способность нечувствительности.
Однако эта способность не могла быть активной постоянно. Периодически нечувствительность к боли отключалась, и разум Зеф сворачивало от боли, разрывавшей ее изнутри, к которой присоединялась боль и от ран почти разорванного пополам тела.
И единственное, что могло ее спасти в такие моменты – это его рука чуть ниже пупка.
Как выяснилось, подобное действие Кукловодов, включая одновременные одинаковые мысли, обеспечивалось именно что связью с одной и той же Марионеткой. Фактически, произнесенное одним слово – мгновенно приходило к другому. С учетом их способностей Кукловоды не замечали этого эффекта от двойной связи, однако при равной силе обоих победу даже в подобном мысленном поединке одержать не мог никто.
Пережитые ощущения в тот день, а так же все силы, брошенные на попытку не чувствовать разрывающую боль, повлекли за собой перескок уровней, давший ей пятый уровень нечувствительности к боли и понижение до второго поглощения чужой способности.
Он перевез ее во Францию, где поселил в отдельной квартире, из которой она не выходила. И ей не было особенно интересно, что там было, за дверьми этого места. Ей было совершенно неинтересно. Но она часто оставалась одна, потому что он не мог быть с ней постоянно. У него было достаточно своих дел. И Зеф это понимала. И Зеф сидела одна. Он приходил два-три раза в неделю. Ненадолго. Отключал ее нечувствительность и заставлял кататься в истерике, приучая к этому, показывая необходимость этого. И делал он это совершенно безэмоционально, холодно и отрешенно, точно ему это было неинтересно, но он все же собирался доделать дело до конца.
Так прошло чуть больше полугода. А потом он не пришел. Неделя. Вторая. Третья. И Зеф решается выйти из квартиры…
Идущая по улице босая девушка, одетая в ночную рубашку, обращающаяся к проходящим мимо людям, просящая помощи, быстро привлекла внимание, и добросердечные французы вызвали для нее скорую.
И в этот момент выключилась ее способность.
Успокоили ее только транквилизатором.
Зеф Марек. 20 лет. Переведена в психиатрическую клинику Шато де Гарш под Парижем.
Алес Быстрицкий отсидел положенные десять лет и был выпущен. Ему выдали его вещи. И среди них было письмо, написанное красивым почерком, но явно слегка дрожащей от волнения рукой. Этому письму был без малого год. Это было письмо от Зеф. Обратившись к друзьям, мужчина занял денег, нашел возможность выбраться из страны и отправился в Англию.
Открывший ему дверь мужчина прятал глаза, когда тот спрашивал его о девушке, пытался увиливать, говорил, что не знает никакой Зеф. Но письмо и яростные уговоры сделали свое дело. Женщина, стоявшая за спиной хозяина дома, которую Ричард называл Маргарет, рассказала о том, что Зеф Марек забрал во Францию какой-то мужчина, имя которого они не запомнили.
И Алес двинулся во Францию. Он готов был перерыть всю эту страну, только бы найти ее. Он чувствовал, очень явно чувствовал, что с Зеф что-то не так, что она не в порядке. И он искал. И нашел ее…
Белая комната, белые простыни. Зеф стоит перед окном и восторженно водит пальцем по стеклу. Губы ее время от времени слегка подрагивают, точно пытаются сложиться в улыбку, но не могут. Не получается. Это не расстраивает ее, потому что ей, по сути, все равно.
Здесь живут очень добрые люди. Отзывчивые, только странноватые. Но ей это не важно: в какой-то момент мир стал для нее одинаковым. Чужеродным и таким удивительно родным, что каждую новую секунду она воспринимает как что-то чуть ли не вещественное. Она смотрит в окно и случайно, краем глаза замечает в отражении на стекле остановившегося на входе в палату человека.
- Зеф, - тихий взволнованный голос. Такой до боли знакомый, что почему-то захотелось плакать. Плакать то ли от боли, то ли от счастья. Но девушка не плачет, она медленно оборачивается и молча смотрит на то, как мужчина рывком трогается с места и идет к ней.
Она смотрит на него, пытаясь вспомнить это несколько постаревшее, но все же знакомое лицо.
- Зеф, девочка моя, - произносит он по-польски, касаясь ее плеча.
Она смотрит на него непонимающе, чуть хмурится и машет головой. Откуда он знает ее имя? Откуда она знает его? И она не может этого вспомнить. Не может.
- Ты не помнишь меня, Зеф? – ласково и все так же взволнованно спрашивает он. Голос его дрожит, и он обнимает ее. Трепетно и очень нежно. И она… она помнит эти объятия, прекрасно помнит их. Она все так же пытается смотреть на него, скашивает глаза на него, хмурится, а потом ее словно осеняет. Губы девушки размыкаются, и она тихо, очень тихо, произносит:
- Алес…
- Узнала, - выдыхает мужчина, счастливо улыбаясь, - что они сделали с тобой, девочка моя? Как посмели они?! Я отомщу этим тварям за то, что они сделали!
И вот в его голосе уже взрывается гнев, но она внезапно прижимается к нему и так же тихо, таким же равнодушным голосом говорит:
- Не надо, - просьба, к которой он прислушивается, ожидая продолжения, - посиди со мной, пожалуйста. Ко мне никто не приходит. Мне грустно.
И он остается. Он доводит ее до кровати, сажает и садится рядом, обнимая за плечи и трепетно прижимая к себе. Она сидит спокойно. Это таблетки. Таблетки и транквилизаторы. Чтобы она не буйствовала. Он сидит рядом, мягко гладит ее светлые волосы и плачет.
Плачет, понимая, что девочка попала во все это по его и только по его глупости. Он прижимает ее к себе и просит прощения. Просит прощения за все, что сделали ей все эти люди, за то, что однажды не смог ее уберечь. Он плачет, а она сидит рядом и практически не двигается. И молчит, словно сделали из нее куклу. А так и есть…
- Ты ничего не мог изменить, - она помнит его. Сейчас она понимает, что помнит только его. Не помнит всех остальных. А потом она аккуратно отстраняет его, тянется к своей подушке и достает из-под нее конверт. А на конверте очень криво написано его имя, адрес его тюрьмы, с трудом выведен адрес клиники, в которой она находится. Конверт заклеен, а внутри, он знает, там такой же корявый почерк. Там такие же корявые слова маленькой сломанной девочки, которая все так же помнит его. И не забывает. И ждет все эти десять лет.
- А ты все не идешь и не идешь, - тихо произносит она, повторяя какую-то написанную ею самой строчку.
- Я пришел, девочка моя, - говорит он и снова обнимает ее, сжимая в руке и без того мятый конверт, - я пришел…
Ему не разрешили забрать ее. Его судимость не позволила ему забрать ее. Его судимость дала ему возможность прожить во Франции всего две недели, полторы из которых он каждый день ходил к ней. А потом он вынужден был уехать обратно в Польшу. Он прощался с ней долго. Умолял не забывать его. Писать ему письма. Дал адрес, сказал, что будет писать сам. А потом уехал.
А ей, казалось, было все равно. Она проронила только одну слезу, но этой слезы было уже достаточно.  Ей не дали ничего почувствовать таблетки. У нее забрали его адрес, пообещав отдать потом.
И она сидела на кровати, дергая губами и повторяя его имя, в то время как он ехал в поезде, читая со слезами на глазах ее письмо и точно так же называя ее по имени.
И он писал ей. Его письма читал Зеф один из ее друзей-пациентов. А она писала ему, но письма до него не доходили, потому что их не отправляли.
Она провела в клинике полгода, когда в один прекрасный день клинику посетил лорд Адлер. Что он забыл здесь? По его же словам, он забыл здесь уникальную Марионетку, которой определенно не место в психиатрической больнице. И ему приготовили все документы на выписку Зеф Марек под его опеку.
Так сумасшедшая девочка попала в Лицей.
Она жила недалеко от заброшенного озера. Там для нее была своеобразная заповедная зона. Там ее никто не беспокоил. Иногда к ней приходил лорд Адлер, составлял ей компанию, разговаривал. Как выяснилось, Зеф оказалась прекрасной собеседницей. Эрудированной, умной и оригинальной. Достаточно было снять ее с транквилизаторов. Ее приступы сумасшествия чаще всего она встречала в одиночестве, но как-то постепенно привыкла к этому и не переживала это так сильно. Жить ей, конечно, было не так уж и легко, однако она не жаловалась. Куда ей. Она не помнила, что можно жить как-то по-другому. К тому же все это – последствия ее ошибки.
Так прошло два с половиной года. И все было вполне себе замечательно, до тех пор, пока в июле 2010 года лорд Адлер не перестал навещать Зеф в ее домике. Два с половиной, а то и три месяца она упорно ждала. Ждала, когда к ней придут. Но никто не приходил.
Именно тогда у нее появилась компания в виде воображаемого друга. Именно этот воображаемый друг и предложил ей, спустя три месяца, выбраться из домика и пойти посмотреть, что там случилось, и что там происходит такое интересное, что о ней так благополучно забыли.
Она вышла на дорожку, усаженную розами, чем жутко напугала Марионетку нового директора, который тут же помчался прочь, бросив секатор рядом с розовыми кустами. Правда, тогда Серджу нарвался на Куратора Марионеток, который юношу успокоил и сам решил проверить, что же за призрак так напугал Матея.
- Я надеюсь, Вы понимаете, - произнесла все так же спокойно Зеф, глядя равнодушно в ошарашенные глаза Рафаэля, - что при указанных обстоятельствах возвращать меня в клинику не является самым верным средством борьбы со мной. А одним из лучших вариантов держать меня всегда под присмотром – это дать мне работу.Доводы, которые приводила для убеждения директора Зеф, вполне могли привести и Моро с Бертраном. Однако тут была небольшая проблема. Когда подобные вещи говорит человек, которого, собственно, обвиняют в неадекватности, это как-то убеждает гораздо более качественно. И в то время, как с Бертраном или Моро Рафаэль может говорить четко, ровно и категорично, то сидящая перед Рафаэлем абсолютно спокойная леди привела Лебре в состояние, близкое к умственному анабиозу, когда понимаешь, что сумасшедшим надо потакать. Просто во время занятий кто-нибудь будет за ней присматривать.
Когда Зеф в сопровождении куратора Марионеток вышла из кабинета директора, Бертран выдохнул, вытер пот со лба и произнес:
- И еще одно, друг мой, постарайтесь максимально далеко держать ее от ребят-эмпатов…
Ориентация
Неизвестна
Национальность
Полячка
Пробный текст
Зеф сидела за столом в своем домике. Как всегда одна. Она часто сидела одна. Впрочем, ее не сильно это волновало – потому что на деле одна она не была практически никогда. Конечно, по ее личному мнению. Все-таки Эдуардо, может, и так себе собеседник, однако он ее не оставляет практически никогда. И с ним гораздо проще жить. Этот человек ее не напрягал и никогда не расстраивал. Он всегда говорил исключительно верные мысли, и его решения были не просто верными, а совершенно верными. Правильными. Его подсказки ей крайне помогли тогда, при общении с Рафаэлем. Хорошее имя, годное, кстати. Жалко, что это не Жоффрей, и у него нет двух букв. Но это ничего, не всем же иметь такие очаровательные имена!
Девушка сидела за столом над разлинованным листком бумаги, держала в руке шариковую ручку и старательно выводила на линиях буквы. Даже при всем ее старании буквы продолжали танцевать на странице, уходили вправо, наклонялись влево, подскакивали над линией строки, ныряли под нее, и никак не желали вставать вместе, ни парами, ни тройками. Никак.
Но она не останавливалась. Было только одно, что могло заставить ее сидеть часами над одной-единственной страницей. Только одно, что заставило ее попросить когда-то у лорда Адлера поставить ей в домик стол. И сейчас она писала письмо.
А я вот устроилась работать. Ты, наверное, мне не поверишь. Как же так… такая сумасшедшая, и вот… работает. Я работаю теперь учителем, представляешь? Эдуардо помог мне уговорить директора Лицея, и теперь я преподаю то, что умею лучше всего: не чувствовать боль. Как ты там?
Она писала медленно, задумываясь и рассматривая почти каждую букву, старательно соединяя их в слова. Очень боялась, что это невозможно читать. Ей все время казалось, что он не может читать ее писем, потому что они корявые и непонятные. Она и сама не могла прочесть свой собственный почерк, и это ее очень сильно печалило.
А я скучаю. Вот, думала, может, ты приедешь как-нибудь? Хотя бы на неделю? Я уверена, что Рафаэль не будет против, если ты поживешь тут, в лицее. Ну, или я попрошу кого-нибудь приютить тебя в Лионе. Ты только приезжай. Пожалуйста.
Она писала долго, вымучивая каждое слово, обводя его неудобной шариковой ручкой по нескольку раз, чтобы его хотя бы было заметно. Зеф почти никогда не нажимала на ручку, давным-давно приученная писать пером. Да только перо ее руки держать сейчас не могли. Держать так, как положено держать перо. И ручку она держала некрасиво. Но разве сейчас есть кому-то какое-то дело до того, как она держит эту несчастную палочку?
Я вот сижу иногда вечерами и думаю, где те твои письма… которые ты присылал мне в Шато де Гарш? Я помню его название. Хотя как-то смутно. Вот забавно… написала и уже как-то смотрю на эти буквы и не понимаю, что они значат?
Она пишет медленно. Для нее это целое мучение. Но она пишет.
А где-то рядом сидит Эдуардо, глядя на нее равнодушно-насмешливым взглядом, скрестив на груди руки, и помалкивает. Он всегда молчит, когда она пишет письма. Когда-то он говорил ей что-то на тему, но как-то потом, видимо, из солидарности или жалости решил, что не будет шутить над этим.
А там действительно не над чем шутить. Потому что Зеф шутить не умеет и не понимает шуток.
Знаешь, а я все думаю. Все представляю, как ты приезжаешь. Как останавливается перед воротами желтое такси, как ты выходишь и взволнованно оглядываешь территорию там, за воротами. И я выхожу тебе навстречу. Я тебя обязательно встречу у ворот. Я тебя каждый вечер буду ждать там. Ты только приезжай. Я знаю, однажды вечером ты приедешь.
И вот она заканчивает писать. Эдуардо незаметно и тихо подходит сзади, смотрит через ее плечо, не читая, и намекает, что она забыла подписаться. Зеф вздрагивает и дописывает.
Но эти письма… они складируются в ее домике. Их накопилось уже много. Но она не знает, куда их надо отправлять. Она не знает адреса, потому что в клинике его потеряли и не вспомнили при выписке, что он ей нужен.
И о письмах этих никто не знал. Даже телепаты. Потому что она никогда не вспоминала о нем просто так. Только когда писала эти письма. А писала всегда одна. И складывала, прятала под матрасом.
И его письма до нее не доходили. Он писал в клинику. Он не знал, что ее забрали оттуда. И ему никто не мог этого сообщить.
Зеф запечатала конверт, аккуратно подписала его имя, обратный адрес и то, что было написано в самом конце ее письма. Единственное, что любил зачитывать вслух Эдуардо.
Твоя Зеф.|Подробнее