Фонтен, занятый думами о необычайно взволновавшей его воображение юной особе, не сразу понял, что в классе еще кто-то остался. А вот и остался. Ох... Боги, иногда Октав с тоской размышлял о чересчур либеральном отношении господина Адлера к внешнему виду учеников. Уж если дали тебе форму, так носи ее, а не устраивай какой-то невероятный симбиоз, скрещивая форменную юбку и кружевную блузку, например. Этим еще часто грешит та маленькая японка. Вот же забавная нация... И откуда во французском лицее такой наплыв японцев? Уж если не японцев, то полукровок точно. Откуда? Такое чувство, будто у них учится половина населения страны Восходящего Солнца. Странно, кстати, что арабов нет, это было бы куда логичнее, учитывая демографическую ситуацию во Франции. И эта позиция нулевой толерантности... Нет, это отлично, конечно, но... Но. Октава эта позиция убивала. Такого отношения, наверное, ни в одной школе нет.
А тем временем, к нему обращался с вопросом тот самый юноша, что рассказывал об императрице Елизавете Баварской. Странно. Имя и фамилия - японские, внешность не японская ни на йоту. Впрочем, это не должно волновать Фонтена, не должно. Он просто мимо проходил.
Октав смерил юношу долгим взглядом, исполненным серьезности и невыразимой печали. И что теперь с этим делать? К нему подкатывали, причем не просто, а уже прямо-таки подбивали клинья. И кто? Собственный ученик? Это мило, это очень мило, да-а-а. Подумать бы еще, как дать мальчику понять, что на Октава его приемы не произвели впечатления... Перед сверстниками так рисоваться - это одно, а перед взрослым человеком - совсем другое. Бумаги историк собрал в аккуратную стопку, перехватил скрепочкой, проследив, чтобы не зацепить длиннющие волосы Юки ненароком. Захлопнув журнал и сунув его в портфель, Фонтен, не задумываясь, присел на краешек столешницы. Прямо возле ученика.
- Найдите в библиотеке энциклопедию и отыщите там подходящий заголовок. Почитайте статью и посмотрите все ссылки. Обычно ссылки на нужные страницы даются в скобках. Еще Хитцеля поищите. Фредерик Хитцель. Книга так и называется "Османская империя". Язык живой, красивые иллюстрации. Вооружившись таким багажом, вы вряд ли оплошаете на следующем занятии.

В какой-то степени эта беспечная искренность даже умилила Фонтена.  Будь он хотя бы лет на десять помладше, он бы, возможно, совсем иначе реагировал на столь неприкрытый флирт, больше напоминающий пляски вокруг алтарного камня. Или вокруг ритуального костра. Языки пламени завораживают, ты хочешь подобраться ближе, но не можешь, потому что обожжешься. Запретный плод всегда чарующе сладок.
- Энциклопедию на французском вы, конечно, найдете, а вот Хитцеля я читал в английском переводе, он довольно неплох. Попробуйте поискать, может, отыщете французский вариант, - Октав великолепно сохранял спокойствие. Уж что-что, а "держать лицо" он умел в любой ситуации.
Отчего-то на ум пришел Господин Кладбища, прекрасный Барон Самди, тот, кого боятся люди. Цилиндр, старомодный фрак, неизменные очки и тихий, будто приглушенный, смех. Барон Самди, танцующий блюз на лунном луче. Барон Самди, чьи дерганые движения напоминают шелест веток, развеваемых жестоким ветром. Октаву казалось, он видел тогда, когда отец не справился с управлением, мелькнувший черный силуэт. Впрочем, он даже не успел удивиться, потому как далее последовала вспышка, оглушительный скрежет и много боли.
А какие черные демоны сокрыты в душе каждого человека? В душе того же мальчика, что сейчас смотрит на него так пристально и пытается прощупать почву. Тяжело, наверное, да? Какая почва, дружок? Беги, пока не поздно. Здесь твоя нога не нащупает спасительную кочку, скорее провалится в пугающую тьму.
- Другом? Я боюсь, я плохо подойду на эту роль. Дружите со сверстниками, Юки. Со мной у вас вряд ли найдутся общие темы для разговоров, и вам будет скучно, - Октав отличался ангельским терпением, и сорваться мог лишь в том случае, если бы кто-то надавил на его слабые места. Но о них ученик осведомлен быть не мог.
-  Скажем так, вы не первый, кому это приходит в голову, - отреагировал Фонтен на комплимент. - Не утруждайте себя зря.