Офф: ну чтож тогда просто дописываю ответ… составляю

Шаг за шагом

Сегодня вечером, он снова будет один, но в толпе. Сегодня вечером, он снова будет искать себя. Сегодня вечером, он снова должен будет удержать хрупкую грань, между светом и тьмой и сделать еще один шаг, шаг к бездне. Он пойдет на окраину, в какой-нибудь прокуренный бар, вместе со скрипкой. Зайдя туда, он снова почувствует слабость. Никотин, снова пошатнет опасную грань, между смертью и жизнью. Но Катсу! Для тебя нет ничего невозможного. Не обратив внимания на собственную слабость, он снова улыбнется знакомому администратору, после кивнет бармену и пройдет в угол. Там есть подобие сцены, подиум. Открыв скрипку, он снова почувствует боль. Пальцы левой руки последний месяц постоянно кровоточат. Наверное сегодня боль будет еще более сильной,  хотя как может быть боль сильной для него? Он ее не чувствует почти. И это «почти» позволяло жить.
Прокуренное помещение, пьяные лица. Ленай не будет пить, за последний месяц он почти этого не делал. Его алкоголем сегодня будет музыка. Взмах смычка и началась игра. Мир окружающий превратился в цвет и чувства, чувства, о которых Даи решил позабыть. Моцарт, Паганини, Вивальди, Шопен, Брамс, конечно же Тартини и его «Дьявольская трель», он исполнял только классику, ничего своего… Оно который раз казалось не живым. Люди, забытые, брошенные, отчаявшиеся, влюбленные, ревнивые, озлобленные… Кого здесь только не было, они все слушали его. Скрипача, забывшего о чувствах, и теперь снова ищущего их. Когда он играл, все вспоминали именно о них, о чувствах… от любви до ненависти. От первого вздоха, до последнего вздоха, люди чувствуют. Тогда почему он, поступил как поступил? Даи не ответит вам прямо никогда. Ведь, наверное, это нужно было, чтоб он познал их значимость. Чтоб шаг за шагом, ощутить все заново.
А сейчас он стоял возле фортепиано в музыкальном классе лицея. Он не спал уже трое суток, но усталости не было, лишь пальцы, лишь они были показателем, сколько он играл.
-Хорошо Жоффрей сегодня уезжает,- проговорил он, не заметив даже этого. Зато заметил другое… собственное противоречие. Ведь еще недавно он боялся, что его не будет рядом. Тогда, что же изменилось теперь? А толком ничего, он просто не любил, расстраивать лорда, а Даи прекрасно знал, что ему не нравится это безалаберное отношение. Капля крови пробежала по указательному пальцу. Он позволил этому случится. Странно, но это успокаивало. Да, успокаивал вид собственной крови, успокаивал, и это было замечательно. Ведь сейчас нужно найти то, что уравновесит собственное состояние, и это было найдено. Нужно было который раз учиться самому, справляться со всем. Но теперь этого всего, было гораздо больше.
- Если есть желание, забыть всегда проще, чем найти. Забытое однажды, вряд ли кого-то простит, чтобы быть обманутым вновь. Найти сложней, чем потерять. Любить сложней, чем ненавидеть.
Услышал он спокойный голос Окер. Голос показался уверенным, очень уверенным. Даи хмыкнул и посмотрел на него.
-Да, сложнее. Намного сложнее я это понимаю только сейчас, хотя знал и раньше… но я редко вижу то, что находиться передо мной,- вздохнул, но не тяжело,- Любить и ненавидеть… я не способен на высокие чувства, она чувствует за меня,- посмотрев на скрипку. Да, пожалуй, он сегодня был через чур откровенным. Но разве это не являлось последствием того, что он начал возвращать то, что забыл?
Сегодняшней ночью, хотя можно было назвать это ранним утром, когда он шел по улицам родного города, он подумал о том, что же все время желал? А желал он о подчинении. Он был настоящей марионеткой, и даже не был удивлен, когда это узнал. Когда-то он думал, что вот оно, получилось все сразу… но это первая связь оставила лишь отпечаток в виде шрамов на теле. Потом он стал искать, целенаправленно. Ему помогал Жоффрей. Но Даи не мог отдать себя в руки кого попало. Не мог и не хотел, поэтому проверял. Может в этом была ошибка и нужно было согласиться на то что есть? Нет, в этом он не видел своей ошибки. Чем больше было разрывов, тем сильнее болела метка. Кажется, однажды Ленай предположил, что лорд вообще не хотел бы, чтоб Даи кому-то принадлежал. Он его не винил, просто подумал, что подсознательные даже желания лорда сбываются всегда. Эта мысль не отпускала его месяц, а потом он об этом забыл. Хотя он вспомнил об этом, когда они с Жоффреем все же установили между собой связь. Но эта связь не давала ему быть марионеткой… это не было подчинение, это было иначе. Наверное, и метку вторую он позволил себе создать для того, чтоб лорду было спокойнее. А потом снова все перестало получаться. И вот сегодня, он подумал, а может ну его, это желание? Может это глупо было желать того, что бы быть чьим-то. Просто надо было быть звездой, одиноко горящей на небосклоне. Ведь он сам, один может все на свете… его сила не ограниченна… в него даже верят. Чего еще желать? Просто получать, то что дают и стараться дарить свет. Он ведь звезда. И так он решил забыть об этом идиотском желании, забыть навсегда. Но разве сердце, когда вернуться чувства, не будет вновь напоминать о нем? Может быть… но это будет потом. А пока…
- Appassionata... Рольфа Ловланда
-Неплохо,- стерев, наконец, всю кровь, что была на пальцах,- Лиричная мелодия, да не случайный выбор,- закрыв глаза и вспоминая подробности этой мелодии и ее темы. Главное было вспомнить звучание, тогда сыграть выйдет. Голова снова закружилась. Да, эти ночи проведенные в прокуренных залах, давали о себе знать. А еще он не помнил, когда последний раз, что-нибудь кушал. Но это было мелочами. Еще минуты две три и снова возьмет себя в руки и начнет играть, а пока нужно было продолжить беседу.
-А ты никогда не пробовал учиться играть на скрипке?,- спросил он у Эмиля.
Ах, эти пальцы. На кровь, что была на них, лорд не мог смотреть без боли. На нее же не мог без жалости смотреть Гилберт и еще несколько человек. Эти люди, что-то да значили в жизни. Может, в какие-то пересечения судеб он был им дорог? Но сейчас он об этом не думал. Он снова пытался успокоить головокружения. Эти проклятые головокружения. Слабость. Но он никогда не упадет, и не даст упасть тем, кто рядом с ним. Да, не позволит. Такова его сила и не только… Создать мир, новый уникальный, не разрушая нынешнего. Утопичная мечта ребенка. Разве нет? Конечно да, такова его суть, которая иногда проявляется жестокостью. Не от этого ли сомнения? Может от этого. Но Даи прекрасно знал причины этих своих слабостей. Их было две. Первая, его реакция на никотин и … А об этом и знал лишь он и еще два человека. Его бывший кукловод Марсель, который живет и по сей день в Париже и его отец. Тот вечер, ночь… и после неделя. Это было сумасшествием, но потеря себя искупилась новой полученной силой.
Он взял скрипку снова в руки, левая рука, пальцы, ныли. Но мелодию он вспомнил, и стал играть. Лиричная весенняя мелодия, наполненная светлыми и такими живыми красками, наполнила помещение. Даи играл, но чувства передавала лишь скрипка, но от этого качество музыки не ухудшилось. Эта чувственная мелодия, казалось, воровала воздух вокруг. Голова кружилась сильнее, и дыхание стало редким. Но это так же не мешало. Ведь была музыка. Без нее он не мог представить себя, без нее он не мог представить жизни.

Кровь. Он обратил на нее внимания, но ничего не сказал. Не сказал, потому что кое-что знал. Знал одну маленькую деталь, которую мог знать только месье Ленай и, возможно, господин Жоффрей, не считая покойного отца Окер. Мишель... Да, это он научил мальчика жить музыкой, это он научил его идти до конца и никогда не сдаваться, это благодаря ему юный наследник Лоун сейчас жил и продолжал идти вперед на встречу своей судьбе, на встречу жизни, будучи смертью. Это он подарил ему этот знак.
Окер коснулся пальцами своего плеча. Шрам. Метка осталась целой, лишь самый маленький краешек был поврежден. Он испугался. Испугался тогда, что метка так и останется навсегда лшь красивой татуировкой на его теле и больше ничем. Что теперь она для него ничто - просто красивый рисунок. Он боялся забыть значение этого рисунка, забыть откуда он и зачем предназначен. Но прошло два месяца. Метка все так же ненавистно реагировала на Роксану, боль усиливалась при ее прилижении к мальчику, метка доказывала, что жива, доказывала, что достойна жить и что она и дальше будет продолжать вести мальчика к его будущему.
Стать лучшей Марионеткой. Да нет, такого у него не получится, как бы Мишель ни мечтал об этом. Как бы он не хотел этого, а Окер не сможет быть лучшей куклой этого времени. Не сможет. Даже если будет стирать в кровь не только пальцы на руках, но и все, что только можно стереть в кровь. В голову ударила пульсирующая боль. Мальчик лишь слегка дернулся и прикрыл глаза.
Только не сейчас. Нет-нет, я не хочу вспоминать... Нет. Не хочу.
- Хоть скрипка и живая, но сыграть за Вас на себе же она не сможет. Не умей Вы того, что перечислили, скрипка никогда бы не ожила. Она никогда бы не смогла стать той, кто чувствует за Вас, - он поднял глаза на Куратора, - Часто то, что нахдиться перед Вами является тем, что никому не нужно, в том числе и Вам, так кто же сказал, что это плохо - не замечать того, что перед Вами?
Лоун снова опустил взгляд. Из-за боли в голове ему было сложно смотреть куда-либо еще, кроме пола. Радовало то, что он с отличием справлялся с контролем своего дыханию. Но было ощущение, что он сейчас задохнутся. Он опустил руку от метки и посмотрел в окно. И тут же услышал еле заметный шопот:
- Любить не сложнее, неправда... это совсем разные чувства. Их нельзя сравнивать.
Окер перевел безразличный, но в тоже время заинтересованный взгляд на Эмиля.
- А ты любил? По-настоящему? Любил когда-нибудь? А имея эту свою любовь, терял того, кого любишь? А тебя бросал дорогой человек, уходя неихвестно куда, обещая вернуться и лгал? - Окер пристально смотрел на Эмиля, - А у тебя умирали любимые? Как бы ты ни старался, а при всех этих условиях, после своей огромной дурацкой любви ты начинаешь ненавидеть того, кого посмел полюбить, и кто так беспощаднор кинул тебя по своей воли или же нет.
Мальчик вздохнул и опустил голову. Больше ничего не хотелось говорить. Он тут же погрузился в музыку, слушал лишь игру. Потому что она была для него всем.

Мальчик сидел и слушал. Он, наверное, был самым полным из всех, кто находился сейчас в комнате. Точнее, не полным, а наполненным, в нем все так же жили надежды, веры, наивность, которая была скрыта за полосами напускного безразличия и взглядов на людей, как на вещи. Мальчишка исподлобья смотрел то на мсье Леная, то на Окер и старательно пытался их понять. Да, Лоун наверняка пережил то, о чем говорил. Только... глядя на него почему-то совсем не хотелось верить, что он умеет ненавидеть тех, кого когда-то любил. Нет, так не должно быть...
У Эмиля так не было никогда. Если он начинал кого-то воспринимать другом или кем-то большим, он не переставал этого делать даже после того, как его предавали. А такое бывали - ведь компании бывают разные. Конечно, не настолько сурово все было, но все-таки.
- Нет, нельзя, - упорно произнес мальчишка, поднимаясь из-за парты и направляясь к... скрипке? Ну, вообще-то к подиуму. Около скрипки он остановился, внимательно молча на нее посмотрел, потом вздохнул, но прошел мимо - скрипка была чужая, к тому же играть на ней он не умел...
Зато там, на подиуме, стояла гитара, кою он и взял, в итоге.
- Гитара, конечно, не скрипка... и так тонко чувствовать не умеет... но все-таки, - произнес он, проверяя настройку гитары и делая первые аккорды, - Вы не против?
Спросил на всякий случай, а потом все равно начал.
- Разве можно сравнивать это...
И он начал играть. Нейлоновые струны отзывались мягко, нежно... не так, как роковые, металлические. Аккорды, выбранные Реми, были мягкими, средними, периодически выходя плавно чуть ниже или выше, но... волна была плавной, легкой... и даже почти чарующей. Фабрис не то, чтобы гордился своей музыкальностью - просто так проще выражать чувства.

За глаза твои я готов продать
Десять тысяч душ, десять тысяч тел,
Только чтобы мне можно было знать,
Что же я всегда находил в тебе.
За слова твои я готов в огонь,
Я готов в петлю, под топор и в лоб,
Только сердце ты, я прошу, не тронь -
Не играй со мной, веселиться чтоб.
Я за вишню губ, что срывал тогда,
Я за нежный взгляд отдаю себя...
Ты скажи мне "друг - это навсегда",
Если жить во зле - это не любя.

Голос у Эмиля был не таким уж и плохим, поэтому вышло вполне себе романтично. Только вот гитаре, да... необходимы были слова, чтобы она качественнее отражала чувства. Гораздо ярче о чувствах рассказывал рояль, а о скрипке мы помолчим, не так ли?
А песню он посвящал одному из тех, кто был сейчас в комнате. Но при этом старался смотреть не на него, а на лады. Он сочинил ее, пока учился в лицее, в свободное время, но исполнял впервые...

- И это, - Реми привел пример любви, а теперь пришла пора ненависти.
Аккорды разбежались по всем ладам, сменяя друг друга с невероятной скоростью. Пальцы, давно привыкшие зажимать струны, уверенно скакали по грифу гитары, а звук нейлоновый струн стал напоминать металлический. Мелодия была агрессивная, жесткая. Песня была посвящена его родителям, но об этом он, конечно, не сказал. Как и о том, кому принадлежит предыдущая...

Эта святость тебя не спасет.
Рвутся в клочья твои мечты.
Знаешь ты, тебя кара ждет.
Это все.
Это знаешь ты.
За глаза называть лжецом.
Бить за что - ты не знаешь сам.
Ты себя называл отцом?
Снова лжешь.
Где цена словам?
Адом снова ответишь за грязь.
За тупой искусственный рай.
Ты однажды запомнишь, мразь,
Как убил мне жизнь.
Прощай!

Когда мальчик закончил, последний аккорд резанул по ушам диким несоответствием, резкий, резонансный, жесткий, звенящий. Лицо Эмиля превратилось в каменную маску, просто чтобы скрыть ту ненависть, которая в нем рождалась, когда он играл подобного рода песни. Глаза были спрятаны под челкой. Он аккуратно погладил гитару, наиграл что-то легкое, чтобы последние ощущения у инструмента остались хорошими, а потом отставил гитару на место.
- Разве можно это сравнивать? Знаю... от любви до ненависти один шаг. Но я не смогу разлюбить человека, даже если он предаст меня, - а потом уже лицо его просветлело, Перье улыбнулся и посмотрел на мсье Леная, - сдался, конечно. Отец сильнее меня, а лишний раз... в больницу я не хотел... его разгневать мне совсем не хотелось. Мне же с ним жить под одной крышей.

Я люблю тебя, слышишь!
Я люблю тебя, видишь!
Я люблю тебя, знаешь,
как тоскует мой дом.
Я хочу тебя, слышишь,
увидеть на крыше
и успеть тебе крикнуть:
"Давай еще поживем!"
Он снова перевел взгляд на окно и шумно вздохнул
- Это действительно не важно, хотя может быть и послушался бы,- не врал, ведь он мог бы вспомнить слова лорда, и именно от этого успокоиться и не играть,- Плата? А ты не знаешь. Все в этом мире должно находиться в равновесии, и чтоб не нарушать, я получаю свою плату,- теперь снова посмотрел на Эмиля, все-таки удивительный мальчик был, так сопротивлялся и отстаивал свое мнение, хотя, да было, что отстаивать.
-В этом случаи важно, что тонко умеешь чувствовать ты,- заметил и снова посмотрел в окно стих и слушал. Вторая песня, пронизанная ненавистью и болью напомнила об одном событии, которое произойдет в начале июня. Тихо, рисуя завитки по стеклу, Ленай вздохнул, снова были сомнения, снова он хотел все отложить. Но он готовился к этому всему больше пяти лет, узнавая в мелких деталях суть своей болезни, точно зная, что кроме себя самого и собственно силы, никто не сможет помочь. Так же как он знал, что в принципе без особых кровопотерь, и на уколах, он может прожить примерно столько же, сколько и обычные люди. Но такая перспектива его не устраивала, ведь один несчастный случай и все закончится сразу. Поэтому после серьезных разговоров с лордом, ведь по многим причинам без него он сам с этим всем не справиться, решение было принято. Начало июня, возможно, самый конец мая, как получиться, они отправятся, скорее всего, в Париж в клинику. Чего же Ленай боялся больше всего в этом событии? Нет, ни того, что будет ни больно, а очень больно, ведь он точно знал, что Жоффрей будет рядом, что он будет отдавать приказы и его сила к манипулированию сознанием, не позволит Даи отключиться, иначе… А боялся он того, что будет после, тот самый период реабилитации, но все-таки надеялся что это продлиться не больше месяца.
А пока, он смотрел за окно и видел там раннюю весну, это значило, что до лета два с лишним месяца, но передумать не получится. Все уже решено. Но страхи будут оставаться до самого конца. Даи Ленай просто хотел жить. Лишь в этом контексте он мог употребить слово "просто". Может быть поэтому, он хотел, чтоб тех цепочек связывающих его с жизнью было больше, может быть, поэтому он снова хотел чувствовать. Первой самой крепкой связью с жизнью был лорд Адлер, потому что он – это он, первый кто попытался понять, попытался доказать юному созданию ни от мира сего, что он может быть нужным и любимым и таким, какой он есть. Вспомнив о Жоффрее, Даи вспомнил и о его Принце, теперь он не мог их разделять сильно, в его сознании они все время держались за руки. Маленькое светлое создание, которое было так приятно провоцировать и так приятно получать различные на то эмоциональные реакции. В нем было много цвета. А еще он мог при нем засыпать, просто, потому, что доверял ему. После он вспомнил о Принцессе, Шляпником которой являлся. Он много что обещал ей, может поэтому она довольно крепкая связь. Было еще несколько чудесных ниточек связывающих его с жизнью, но он их мог разорвать с легкостью. Даже вот эти юные создания, уникально  друг другу относящиеся. Еще было одно – музыка, но она не удержит, потому что она часть его и уйдет вместе с ним.
Ленай отвлекся от окна и своих размышлений снова на мальчиков. Они удивительно себя вели, так же как цвета, да были прекрасны, но подобных Ленай не желал бы чувствовать. Этот диалог детей, и эта боль, от нее кружилась  голова. Даи не мог ничего ответить, лишь кивнул, соглашаясь и с тем и с другим.
"Когда-то, люди придумали, читать на ночь детям сказки. Когда-то она мне их читала. Эти дети окутаны печалью и болью, но все равно продолжают чувствовать, все равно не отказываются. Ты помнишь то небо, звездное небо, то озеро, холодная вода и понимание того, что звезда не умеет плавать. Но жить хотелось и тогда, но чувствовать вряд ли. Не сдавайся никогда. А теперь тебе снова страшно, снова",- посмотрел на свои руки, два кольца… нити из прошлого. Одно он отдаст Жоффрею, а второе надо бы было оставить кому-нибудь здесь, чтоб вернуться, но пока он не знал кому.
Даи, который уже раз перевел взгляд на учеников, и нашелся, что сказать. В конце концов Даи Ленай не был бы им, если бы не находил ответов.
- Улыбайтесь и становитесь счастливыми, улыбайтесь и не останавливайтесь, ведь если вы поверите, что все, вот все закончилось и можно выдохнуть, то умрете,- улыбнулся собственным словам, оттого что они опять выходили невпопад разговора, а может быть это просто утро,- Пусть будет больше в вас золотого, и ничего вот этого печально-черного, он вам не идет обоим. Ну и, в конце концов утро, у вас дальше уроки, зачем же столько эмоций на голодный желудок?