И снова она искала хоть какую-то возможность хоть ненадолго обрести те чувства, которых ей так не хватало. С каждым днем она все сильнее нуждалась в них, все отчетливее видела, что нынешняя связь не даст их ей. В этой связи она не ощущала себя Марионеткой. А значит, не ощущала связи. Ее переполняли спящие внутри силы, но выхода им не было. Она была бы рада работать не покладая рук, только бы это было действительно нужно ее Кукловоду и только бы она действительно чувствовала в нем силы ею управлять. Нет, дело даже не в уровнях способностей, а в силе характера. Разбираться, нет ли у Каина в достаточной степени ее или просто нет желания, Рэн уже не хотелось. Ибо результат был одинаковый.
И вот сегодня снова, не выдержав ощущения мучительного несоответствия того, чего она желала, и того, что имела, она ушла после последнего занятия и сейчас уже смутно помнила, о чем шла речь в разговоре с Каином, уже около часа она бродила по прилежащей территории, пытаясь успокоиться, но, на самом деле, надеясь встретить кого-то, рядом с кем, хотя бы совсем ненадолго, она могла бы обрести хотя бы часть того, что было ей так желанно.
Он сидел над озером. В голове звенящая пустота. Увы, но музыке в таком положении делать нечего. Она мешает эмоциям спокойно проходить через его разум, а сознание с музыкой не способно было улавливать абсолютно все оттенки чувств и фильтровать их, отчищая воздух места. Конечно, он наделял это место собственной энергетикой, однако озеро и без того было местом силы. А сейчас становилось и того мощнее, чем было ранее. Азарью это не волновало. Азарья убирал отсюда накопившийся негатив. Он не мог точно сказать, за что ему так приглянулось это место, но... это не имело никакого значения, пока Эшбейн с увлечением занимался его чисткой. Это был способ занять себя. Новая возможность тренировки и совершенствования.
Одна-единственная хакама на теле, обнаженный торс и руки - давали ему осознание тренировки. Отсутствие необходимости быть кем-то, оставляя себя себе же.
Чужая эмоция долетела случайно. Похоже, она была достаточно сильной, чтобы заинтересовать Азарью, чтобы пробиться к нему через то количество прорабатываемой энергии. И она пробилась. Желание... желание подчиняться? Служить. Работать. Быть Марионеткой.
Похвальное желание. Кто это? Юную девушку Азарья уже знает. Видел. Пару чувств
овал. Знал. Что же...
"Ну, иди сюда, раз ищешь меня," - мысль была послана довольно далеко, чтобы потерять тон голоса, но недостаточно, чтобы не долететь. Не добраться.
Мысль была отправлена с нитью. Нить вела к озеру. Что вполне естественно.
И Рэн ухватилась за эту мысль, неожиданно раздавшуюся в голове. Как хватается за какой-нибудь обломок оснастки обессиливший человек с затонувшего корабля. Ему все равно, куда его отнесет течением, надо удержаться на плаву. И ей было все равно, точно так же она доверилась течению. Ноги сами несли ее к озеру, хотя она не задумывалась, куда идет. А когда дошла, на мгновение ей показалось, что она потеряет сознание. Это все равно что ломящийся стол для того, кто не ел неделю. Слишком много сразу. Она искала силу, истосковавшись по ней, но здесь ею был пропитан сам воздух, так, что можно было задохнуться. Зажмурившись от наплыва чувств, она машинально зацепилась рукой за ствол какого-то дерева, чтобы не упасть, и даже не успела еще осознать, кто привел ее сюда. Не открывая глаз, Рэн попыталась чуть расслабиться и восстановить дыхание.
В то время как он вел девушку к себе, Азарья ни на секунду не остановился. Он продолжал чистить пространство вокруг себя от чужого негатива, пропуская его через себя, распределяя по собственному организму, и, точно сода гасит уксус, его Дзен гасил любые притязания на его тело посторонних эмоций. Азарье ничего это не стоило. Он не мучился от этого. Не страдал. Он получал даже какое-то своеобразное удовольствие от собственных способностей. Этому научили его на Тибете. Он умел это с пятнадцати лет. Работа с энергией, чувствами и эмоциями, как своими, так и чужими - полезно и познавательно. И замечательно.
А между тем девушка пришла. Кажется, он даже знал ее имя. Но разве имело это хоть какое-то значение? Нет. Никакого. Кому нужно имя человека, если ты видишь человека насквозь. И сейчас Эшбейн видел Марионетку, которая готова получить то, чего хочет. И даже больше. Сейчас он видел ее гораздо лучше, чем она его. Это давало преимущество. Впрочем, оно было совершенно необязательно. Однако на начало Азарья не стал обличать свои мысли в слова, продолжая убирать из мыслей интонации и тембр собственного голоса.
"Иди, что же ты? Я не стану помогать тебе шагать в сторону исполнения твоей мечты. Это ты можешь сделать и сама," - вот еще, он не собирался нянчиться с человеком, которому необходимо было совершенно другое.
Голос, вновь раздавшийся в сознании, вернул Рэн способность воспринимать реальность. Глубоко вздохнув, она открыла глаза и посмотрела перед собой.
Да, он был прав. Она искала его. Был прав, потому что видел то, что было в самой глубине. Да, она искала любой источник силы. Да, она действительно искала кого-нибудь. Но именно он был тем, кого найти втайне она желала больше всех. Именно его. И желание сбылось. Хотя, конечно же, это он ее нашел.
И она сделала первый шаг, рука на секунду замерла в воздухе. Она медленно опустила ее. Второй шаг. Она не видела ничего, кроме него. Третий шаг. Она пыталась понять, насколько близко можно подойти.
Он сидел на земле с закрытыми глазами. Спиной к ней. Он никак не мог ее увидеть. Он был слеп. Абсолютно. Но разве могло это его остановить? Или не дать возможности ее чувствовать и знать каждый ее шаг? А еще он чувствовал нить. Нить, которая его не устраивала. Ведь если он собрался внезапно исполнить ее мечту, тогда ему ничего не должно мешать. Но в то же время, он видел в ней силу. Силу, которая его интересовала. Силу и желание работать. Мало того, насчет нее его никто не предупреждал. На ней не было его метки. Она была чистым алмазом, который просто нужно было огранить. Что же, Азарья вполне способен этим заняться.
"Тебе не кажется, что тебя что-то держит?" - все так же, не размыкая губ, поинтересовался он, - "Это лишний груз. Не нужный и пустой. Ты не сможешь сделать следующего шага, пока он тебя держит".
Азарья абсолютно спокоен. Конечно, он говорит о Кукловоде. Ему не хочется сейчас тратиться на разрыв чужой связи. К тому же она вполне способна сделать это сама. Он только дернет в самом конце, чтобы там, на другой стороне, почувствовали как можно меньше. Ему не нужны лишние чужие страдания. Разберутся как-нибудь без этого.
Она не ответила, да и это было не нужно. Вместо этого она поискала то, о чем бы он мог говорить. И нашла. Вот она, - нить, тянущая ее в другую сторону. Теперь уже всего одна. А ведь после того, как пришедшая в ее сознание мысль позвала ее на озеро, Рэн ни разу не подумала об этой нити. Даже те чувства, что, должно быть, вызывала она, девушка не относила на ее счет. Теперь же, вспомнив о ней, она сначала почувствовала связь, даже немного повернула голову куда-то в ту сторону, противоположную от озера, откуда тянулась нить, но потом, вновь взглянув на человека, сидящего у воды, увидела в этой нити уже не связь, но преграду, то, что отделяло ее от исполнения ее мечты, которая была так близко.
Шестое чувство напомнило ей, что будет больно, скорее всего, даже очень. Было бы легче, если бы это сделал он. Но Рэн отогнала эти мысли. Ее мечта слишком высока, чтобы путь к ней был легким. И ведь она всегда стремилась стать идеальной Марионеткой именно для того чтобы тот Кукловод, о котором она мечтала, обратил на нее внимание и мог счесть достойной себя. А значит, она должна быть сильной. Она не должна просить его помощи: если сочтет нужным, поможет сам.
И, на самом деле, у нее не было выбора. Она не могла разочаровать его. Он - ее последний шанс. Она осознавала это. До следующего она уже вряд ли просто сможет дожить.
И теперь внутренний голос подсказал другое. Все должно быть быстро и резко. Только надо чтобы хватило решимости. Тогда не растянется на мучительные минуты боль, не будет риска, что ее попытаются удержать. Последним, что она видела, прежде чем закрыла глаза, резко дернула нить, обрывая ее и волна боли накрыла ее с головой, были его лежащие на обнаженных плечах черные волосы.
Молодец. Немногие могут решиться на то, чтобы порвать связь. Особенно в первый раз. Он всегда дается больнее всего. Впрочем, самостоятельность в этом деле залог продвижения. Правда, девушке предстояло связаться с человеком, который никого и никогда просто так не отпускает. И только он решает, кто и когда уйдет. Только он. И никто другой более.
Азарья ждал нужного момента. И тогда, когда нить порвалась, он удержал ее со стороны Кукловода и медленно отпустил. Настолько медленно и незаметно, что, казалось, натяжение никуда и не пропадало. Если занят чем-то, и не обращаешь внимания на нить, не заметишь, как это произошло.
Что же касается девушки, то ей необходимо заплатить за свою мечту. Азарья не из тех, кто исполняет их просто так. Однако девочку надо было подхватить, иначе слишком много будет на нее одну.
И в то же время Азарья не собирался вставать. Он все так же прямо сидел спиной к ней. Он взял ее боль, оттягивая ее на себя. Сейчас ему это было вдвое проще, чем обычно, потому что все его тело сейчас было настроено на сбор негатива. С озера или с девушки - не суть важно. Он подхватил боль, потянул на себя, убрал ее, чтобы оставалось лишь напоминание. Боль - тоже чувство. С ним тоже можно работать.
"Вставай и иди. Трава будет тебе лезвием. Но это лишь ощущение. И ты знаешь это не хуже меня. Иди," - позвал он ее сознание, уводя обратно в реальность.
Рэн судорожно вздохнула, медленно поднялась (порвать впервые связь, с ее уровнями, плюс вымотанное состояние, и устоять на ногах это уже было  ей не под силу). Теперь она взглянула на него с благодарностью: было очевидно, что основная масса боли не могла так быстро исчезнуть сама собой. А между тем назад дороги не было. Но Рэн уже смотрела снова только вперед, не думая ни о чем, кроме того, что было здесь и сейчас.
Постояв несколько секунд, она сделал еще один шаг, замерла, закусила губу, зажмурившись на мгновение, и шагнула снова. Да, каждый шаг давался ценой боли, но она знала, ради чего ее терпит, и терпела. А там, позади, ее уже больше ничего не держало.
Он был все так же спокоен и недвижим. Точно это был не он, а статуя, вырезанная как минимум из слоновой кости. А как максимум... не важно. Он не вставал. Девушке предстояло обойти его, встать перед ним. Звенящая тишина в голове постепенно начала сменяться мелодией. Он выходил из нирваны, проникая разумом в обычный, человеческий мир, в котором было так много чужого и чуждого. И в то же время, частью которого был он сам. Девушка шла к нему. Он чувствовал каждый ее шаг. Чувствовал ее боль уже почти как свою. Он уже повел нить. Он не собирался отпускать свою добычу. Добычу, которая определенно ему нравилась. Но ведь сделал он это совсем не ради того, чтобы получить ее. Сама она ему была совершенно не нужна. Азарье нужно было ее движение.
"Ты держишься за эту боль," - мысли все такие же обезличенные. Словно она встретилась с совершенно пустым Кукловодом. Неизвестным. Непонятно как оказавшимся здесь, - "Пропусти ее через себя, не ставь барьеров. Расслабься. Оставь ее в покое. Иначе я отпущу тебя"
Какая угроза. Какая угроза…
Испугалась ли она? Да. Но быстро поняла благодаря каким-то ей самой до конца неведомым заложенным в нее знаниям, что этого тоже делать не следует. Страх слишком часто сковывает действия и заставляет допускать ошибки. Ни того, ни тем более, другого Рэн себе позволить не могла. Усилием воли она отогнала опасения и заставила себя успокоиться. Ничего не существует, кроме цели, к которой она идет. Ничего. И страха, и боли, их тоже нет. И она сделала еще один шаг к нему, потом еще один, и еще. Боль чувствовалась теперь где-то на периферии сознания, словно ощущения тела доходили до нее откуда-то издалека.
До сих пор она не произнесла ни одного слова в ответ. И это объяснялось не только тем, что Марионетке, по ее представлениям, полагалось больше делать, чем говорить. Дело было в этом обезличенном голосе. Ей было бы слишком сложно говорить, когда ей отвечали бы так. Надеясь на то, что так не будет всегда, сейчас она предпочитала просто слушаться его.
Азарья все так же не двигался. Только в момент, когда она подошла совсем близка. За два шага до себя, он открыл глаза. Слепые, невидящие глаза смотрели куда-то на горизонт, поверх озера, мимо деревьев, вдаль. Хотя, нет. Взгляд был направлен совсем в другую сторону. Сейчас она могла почувствовать, что на нее смотрят. Ее изучают. Ее оценивают, точно куклу перед покупкой. Проверяют трещины и надломы, смотрят в глаза, выискивая царапинки на стекле. И в то же время этот взгляд совершенно не волновал возможный брак. Это скорее была проверка на вшивость.
Рука, лежавшая до этого на колене, медленно поднялась на прямом локте. Ладонь развернулась к небу.
"Ты можешь опереться," - какое благородное разрешение. И в то же время это был приказ. Первый приказ, который ощущался скорее капканом, чем приманкой. Уже капканом.
Она чувствовала этот изучающий взгляд, хотя теоретически взгляд его был направлен в противоположную сторону. И в случае с ним это не казалось Рэн удивительным. Это было почти естественно. И она старалась не опустить глаза, а смотреть прямо, зная, что это не тот случай, когда Кукловод мог бы воспринять это как вызов и знак непокорности. (Какой вызов? Какая непокорность? Кому? Ему? О чем речь?) И она не пыталась настойчиво понравиться ему, что-то продемонстрировать или что-то скрыть, зная, что все это совершенно бесполезно. Все, что его интересует, он увидит, и все оценит.
Однако, когда он протянул руку, она сначала подалась было вперед, но потом насторожилась. Ведь он не любит, когда к нему кто-то прикасается. И вот теперь протягивает ей руку, даже без перчатки? Но даже если бы она четко решила, что это ловушка, даже если бы ей не хотелось этого самой, это был приказ, - и она положила на его руку свою.
Одно единственное прикосновение. И вот, она поймана. Впрочем, он не ловил ее. Да, он не любил прикосновений. И в то же время он знал, что иначе сейчас быть не может. Главное для него - чтобы ее руки не касались его лица. Ладони наиболее терпимы к чужим касаниям.
Его пальцы смыкаются на ее руке. С одной стороны так легко и почти незаметно, с другой стороны сейчас они могут напоминать стальные зубья медвежьего капкана. Со стороны. Но для нее они сейчас - это начало нити. Становление стального стержня, проходящего по позвоночнику и помогающего стоять. Однако это касание заставляет ее обойти его, встать перед ним. Едва заметное движение руки вниз - стержень мягко и в то же время властно ставит ее перед ним на колени. Он не собирается подниматься. Может быть, он даже подумал о ней. Сейчас стоять ей будет сложнее, чем сидеть на коленях.
Она была поймана еще тогда, когда он привел ее сюда. Уже тогда она бы безропотно сделала едва ли не все, что он бы пожелал.
Когда его пальцы сомкнулись на ее запястье, Рэн отпустила контроль над собственным телом и не пыталась привнести никакой самодеятельности в передвижение. Но за выбранное им свое положение она была благодарна, тоже разумно предполагая, что так ей будет легче. Теперь она сидела перед ним, не шевелясь, смотря перед собой и ожидая последующих действий.
Хотя нет. О ней он не думал. Он думал об успехе операции и о том, чтобы это выглядело красиво, а не тоскливо. Это не должно быть переступанием через себя, не должно выглядеть точно мучение ради цели. Это была сама цель. Первая цель в череде целей.
Он не отпускал ее руки, чтобы она ненароком не дернулась по привычке к его лицу. Впрочем, девушка оказалась умной, она отпустила себя, дав ему возможность указывать ее последующие действия. Впрочем, у него не было манипулирования сознанием. Он манипулировал ее желаниями. Слепой взгляд теперь был направлен ровно ей в глаза. Так и не скажешь, что он слеп. Если не знаешь. И сейчас он не собирался рассказывать об этом. Немузыкальные пальцы коснулись метки на плече девушки. Метка была горячей, жгучей, потому что только что вытерпела разрыв связи с Кукловодом такой же метки. Но это не важно. Тонкие иглы проникли через подушечки пальцев под кожу девушки.
Азарья закрыл глаза, разглаживая таким образом метку под бровью.
"Это будет самый судьбоносный поцелуй в твоей жизни".
Рэн бы не дернулась. Того, что она могла знать о его отношении к прикосновениям, было достаточно, чтобы она не пыталась коснуться его без его на то указания и разрешения. Она не отводила взгляда, завораженно глядя в его глаза. Когда его пальцы коснулись ее Метки, девушка едва заметно вздрогнула, кусая губы, но потом заставила себя вспомнить то, что он говорил о боли. Через себя. Пусть не задерживается и не мешает. И ведь эта боль путь к ее мечте. И пусть ее Метка, только что испытавшая разрыв связи, противилась новой с чужим Кукловодом, сама она всем своим существом желала этой связи.
Поняв, что он задумал, на мгновение она испугалась, что боль заставит ее отшатнуться, когда она коснется Метки, и она вновь заставила себя отодвинуть опасения и вновь напомнила себе его слова. Да, первый ее Кукловод дал Рэн как Марионетке немало, но он научил ее только терпеть боль, а не бороться с ней. Этому ей приходилось учиться теперь ускоренным курсом. Она не могла позволить себе ошибиться сейчас. Ибо после не смогла бы себе этого простить. Чуть подавшись вперед, она коснулась губами Метки над бровью, и единственным, что внешне выдало ее ощущения, было то, что она полунеосознанно сжала его руку.
Он ждал. Ему достаточно было мгновения, чтобы установить связь. Ни к чему более. Как только первая нить объединила с ним Марионетку, он мгновенно отдал приказ отодвинуться. Главное он перетерпел. Теперь тот стальной стержень по позвоночнику девушки, что был образован первым прикосновением, стал еще более четким. Более осязаемым. Он поддерживал. От него расходились нити к запястьям Рэн, к сердцу, к шее, к ногам, оплетая ее, как паутина оплетает жертву в кокон. Казалось бы, страшно и неотвратимо. И в то же время.. так необходимо и желанно, не так ли?
Азарья теперь держал девушку, полностью переняв на себя управление ее телом. Так же и ее болью, которая его несколько раздражала, потому что ее было излишне много. Ее метка должна была успокоиться, почувствовав силу Кукловода и нежелание противиться Марионетки.
- Вот и все, - произнес Эшбейн вслух, вновь открыв глаза и посмотрев на девушку, - Боль - это всего лишь знак, что что-то не в порядке. Ее нужно не терпеть. Ее нужно иметь в виду.
Рэн едва заметно кивнула, теперь вновь смотря на него. И на мгновение ее губы дрогнули в улыбке, не принужденной, не вымученной, возникшей из самой глубины. Она была рада наконец услышать его голос, настоящий. Голос своего Кукловода. Так же, как была рада запомнить  сказанное им. А над всем этим витало особенное счастье, которое, не смотря на все остальные ощущения и перекрывая их, приносило ощущение натянутых нитей, - счастье куклы, которую наконец взяли в руки. За это она будет беспрекословно повиноваться и работать, не жалея сил, столько, сколько потребуется, пока ее Кукловод не будет удовлетворен результатом того или иного труда.
Он отпустил ее руку, потому что теперь его поддержка ей не требовалась. Мало того, сейчас он встанет, а она зеркально отобразит его движения, потому что вот сейчас пора было уходить от озера. Создавалось ощущение, что ему все равно, что она чувствует. Что, возможно, не может идти после установления связи. Однако... он притупил ее чувства, потому что собирался вести ее сам. Сейчас он собирался показать ей, что такое по-настоящему сильный Кукловод, способный управлять своей Марионеткой вне зависимости от собственных способностей.
И вот, он медленно встает без помощи рук, встает, поднимает за нити и ее следом за собой. Боль уходит. Остается только слабость, которую ощущаешь так же смутно, точно она не твоя, а ты находишься где-то на периферии собственного сознания.
- Ты переезжаешь сегодня же.
- Куда?
Нет, это было не то "Куда?", которое расшифровывается как "Переезжаю? Как? Куда? Почему сегодня, а может, завтра? и т.д.". Это был уточняющий вопрос "Куда именно?", заданный тоном, говорившим о том, что любой ответ возымеет одинаковый результат: она переедет туда, куда будет сказано. Предположить, что жить она будет с ним, ей бы в голову не пришло.
Слабость...наличие ее сейчас совершенно естественно, а на периферии она не слишком мешает. Так что отвлекаться на нее не следует.
Его не устраивал этот вопрос. Ответ на него он считал излишне простым, чтобы оно имело хоть какое-то значение. Она переезжает в другую комнату. Она остается в Специальном корпусе, но в комнате не должно быть запаха другого Кукловода. Это условие Азарьи. Впрочем, она вряд ли будет в этой комнате часто. У нее отныне очень много дел. За то время, пока он здесь, она должна научиться многому, чтобы он мог ее отпустить уже такой, какой он решил из нее сделать.
Он встал, плавно обулся и направился от озера. Плавные движения его походили на кошачьи. Или, нет. Скорее на драконьи. Если бы драконы были здесь, они бы ходили так. Он шел, ведя за собой девушку. Куда? Ему нужно переодеться, а ей нужно прийти в себя. Все логично, не так ли?
И она поняла свою ошибку. Марионетка не должна всякий раз ждать четкого выражения Кукловодом его желаний. Она должна улавливать их без слов, предугадывать их, без телепатии узнавать мысли, без эмпатии – улавливать эмоции. И она научится этому. И еще многому и многому. Ее не пугали трудности на пути к заветной цели. Теперь у нее был проводник, о котором до этого дня она лишь мечтала, - да, она смела о нем мечтать. О нем таком мечтала ее природа, и никакие предрассудки не смогли оказаться сильнее. И он исполнил эту ее мечту, и теперь, у нее было все, чтобы исполнить последнюю, самую заветную. А значит, это лишь вопрос времени. И, осознавая все это, она была счастлива. Она возвращалась теперь туда, откуда пришла какой-нибудь час назад, - правда, Рэн казалось, что прошла целая вечность, - возвращалась совершенно иной, сознавая, что уже никогда не станет прежней.